Оказалось, я отъехал 8,6 миль от ворот.
Я ехал сгорбившись, ослепленный лучами фар.
Здесь ли они с Джоанной?
А если не здесь, то
Вот и лодочная станция, справа. Мой одометр показывает 12,2 мили от ворот. В темноте высвечивается еще одна вывеска — грубая деревянная доска с выжженными на ней буквами:
Если полицейский отчет был точным, я найду «сторожевой пост № 3» милях в пяти от лодочной станции. Если Сара привезла Джоанну туда…
Я боялся додумывать эту мысль до конца.
Он возник внезапно в свете фар — одометр показывал 17,4 мили — деревянное сооружение, вроде нефтяной вышки. Я остановил машину.
Табличка на нижней перекладине гласила:
Тишина.
Единственная тропа справа уходила в лес.
Я снова услышал, как плескалась река…
Я выехал на дорогу.
Не проехав и мили, увидел впереди свет фар. Сердце екнуло.
Джоанна лежала неподвижно. На траве перед «мерседесом».
Сара склонилась над ней, зажав нож в правой руке.
Ее желтое платье все было в пятнах крови.
Голые ноги исцарапаны и кровоточили.
Она обернулась, когда я выпрыгнул из машины.
Лучи фар наших машин скрестились, как шпаги на поединке.
— Сара! — закричал я.
— Нет! Нет!
— Сара, отдай мне нож.
Она сделала шаг ко мне. Свет фар выхватил из тьмы ее ноги и желтое платье, залитое кровью. Нож в ее руке сверкал и подрагивал, как живое существо.
— Я не Сара, — выдохнула она.
Ее глаза расширились. В ярком свете фар они казались совершенно белыми. Глаза без зрачков… Белые, огромные, невидящие…
— Белоснежка, — быстро поправился я, — отдай мне…
— О не-ет, — прошипела она. — Нет, мой дорогой, Аллороза, разве ты не знаешь? Аллороза! — Она бросилась на меня с ножом.
Я никогда не сталкивался с такой грубой и жестокой силой.
Не помню, сколько времени мы боролись в перекрестном свете фар. Я слышал — и это не была галлюцинация — крики птиц, кошмарные вопли Сары, когда она бросалась на меня, пытаясь ударить ножом в грудь. Я удерживал ее руки. Наши тени извивались на земле и ломались на ветках деревьев…
— Алая кровь! — вопила Сара. — Аллороза! — визжала она.
Нож кружил у моего горла, норовил воткнуться в грудь, в лицо.
— Аллороза! — вопила она снова и снова и с такой бешеной энергией кидалась на меня, что я едва справлялся с ней.
Мы стояли, сцепившись в смертельных объятиях, залитые светом фар. Моя левая рука вцепилась в ее запястье, когда она вновь занесла нож. Рука ее дрогнула, губы медленно раздвинулись, обнажая зубы. На меня смотрело безумие.
— Умри же! — прохрипела она и, перехватив нож левой рукой, нацелила острие мне в горло.
Я ударил ее кулаком в лицо.
Ударил с таким ожесточением, с каким никогда никого не бил в своей жизни.
Впервые я ударил женщину.
Сара упала на землю, жалобно скуля.
Я стоял над ней, задыхаясь.
И тут я заплакал.
Глава 14
Итак, игра в вопросы и ответы закончилась.
Вопросов уже не было.
Остались одни ответы.
Я бы совершенно разочаровался в Блуме, вздумай он в тот момент расспрашивать меня о Саре.
Сару отвели в полицейский участок, так как она обвинялась в двух покушениях с отягчающими обстоятельствами — тяжком преступлении второй степени, которое каралось сроком тюремного заключения до пятнадцати лет. Но пока ей предстояло медицинское освидетельствование, а медики еще не появились, когда я прибыл в управление охраны общественного порядка.
Медики, слава Богу, оказались Добрыми Самаритянами. «Скорая помощь» моментально приехала за Джоанной и мной по вызову Блума, который нашел нас в Птичьем заповеднике. Он рассказал мне, что, едва вошел в пустой дом и увидел кровь на ковре, тотчас же догадался, где меня искать. Он обнаружил меня с Джоанной на руках, задыхавшимся от рыданий. Блум надел наручники на Сару (заведя ей руки за спину), а затем уж вызвал по радио машину «Скорой помощи».
Врач из госпиталя Добрых Самаритян успокоил меня, что с Джоанной все будет в порядке. Очевидно, ее ударили не так сильно, как Кристину Сейферт, которая все еще находилась в коме. Может, потому, что Джоанна была ниже Сары, удар пришелся по голове, а не в висок. Завтра утром у нее начнется сильная головная боль, предупредили меня врачи, но все будет хорошо. Разумеется, хорошо настолько, насколько это возможно после удара по голове трехдюймовым каблуком.
Сара находилась в камере для задержанных.
Но она не сознавала этого.
Она думала, что приехала в Южный медицинский госпиталь и ею занимаются тамошние врачи.
Она не узнавала меня.
Считала меня одним из врачей, обследующих ее.
Казалось, она ничего не помнила — где была, как вела себя, что пыталась делать днем и вечером.
Когда Роулз спустился вниз с несколькими чашками кофе, она потребовала, чтобы Черный Рыцарь был удален из помещения.
Никаких вопросов…
Только ответы.
Все они и были даны Сарой в беспорядочном и напряженном монологе. Сара умоляла пересмотреть ее дело, выпустить ее на свободу. Она говорила сама с собой. Говорила с Господом. Ему одному было ведомо, какие демоны терзали ее мозг.
Это было самое печальное повествование, которое я когда-либо слышал.
…И, конечно, он не подозревал, что я слышала их телефонный разговор. Откуда он мог знать? Дома никого не было, когда я вернулась. Он, должно быть, считал себя в полной безопасности и позвонил своей маленькой Бимбо. Чистая случайность, что я узнала о ней и услыхала, что она говорила ему по телефону. О ужас, мой собственный отец! Я положила свои пакеты — я люблю это слово —
