— Я собираюсь туда, если у нас все сойдет гладко.
До сих пор она никому не открывала свою тайную мечту. Мэрили она сказала, что собирается покинуть страну, но не упомянула Париж и маленький домик в пригороде. Она боялась, что над ней станут смеяться, если она расскажет кому-нибудь об этом. Но сейчас она так близка к осуществлению своей мечты, так близка! Винсент долго смотрел на нее молча, словно пытался представить себе ее в Париже. Она даже начала думать, что напрасно проговорилась. Не потому, что Винсент станет над ней смеяться, он бы не стал. Но вдруг Господь Бог услышит и захочет лишить ее радости. Похитит ее мечту. Именно потому, что она сказала о ней вслух.
— Амаросу не так уж трудно отыскать тебя в Париже.
— Спасибо, это очень утешительно! Сукин сын наградил меня герпесом, я ему отрежу его вонючий кол!
— Ну это уж чрезмерно, — сказал Винсент, — и к тому же крайне вульгарно.
— Пожалуйста, не изображай из себя гомика передо мной! — Дженни скривила рот. — Ненавижу, когда ты говоришь как педераст.
— Но я и есть педераст, милая.
— Прекрасно! Поди исповедуйся своей мамочке. Только при мне перестань кривляться.
— Я лично отправлюсь в Гонконг, — сказал Винсент. — Пусть Амарос отыщет меня там, если ему захочется. Найму пару китайцев-головорезов, они его пришьют в лучшем виде.
— Ты все еще думаешь, что за нами охотится Амарос?
— Ну подумай, радость моя, кто еще может напустить на нас частных сыщиков? А теперь еще этот адвокат! Все законно и открыто, пока он выслеживает нас. А когда выследит, мы можем ожидать визита наемных убийц. Амарос желает получить назад свое лакомство для носа. Ему сильно не нравится, что мы у него это лакомство увели…
— Я. Это я одна его увела. Не стоит говорить «мы».
— Частный сыщик приходил на эту квартиру. И поэтому я говорю «мы». Адвокат приходил тоже сюда. Значит, речь идет опять-таки о нас. И если явятся наемные убийцы, они явятся к нам обоим. Вот почему я собираюсь в Гонконг.
— Откуда ты взял, что это был частный сыщик?
— Кого ты имеешь в виду, милочка?
— Парня, который шатался по дому с моей карточкой.
— Он сказал, что он частный сыщик.
— Но ты мне этого не говорил.
— Когда?
— Тогда. Когда я сюда пришла. В тот день, когда он тебе показывал мою фотографию.
— Я уверен, что сказал тебе.
— Ничего подобного! Ты тогда сказал, что приходил какой-то тип с моей фотографией и что его, конечно, послал Амарос.
— Именно так?
— Именно.
— Ладно, кто может помнить, столько времени прошло! Во всяком случае, пускай попробует отыскать меня в Гонконге.
— Я гораздо больше беспокоюсь из-за этих двух спиков, с которыми мне завтра встречаться, чем из- за Амароса, — призналась Дженни. — Но я не особенно боюсь идти к ним в их вшивый мотель, думаю, это безопаснее всего. Если бы мы позвали их сюда или в «Шератон», они могли бы явиться потом еще разок и постараться украсть деньги, понимаешь? А так мы отдаем товар, получаем денежки и смываемся.
— Точно, — согласился Винсент.
— Кто знает, что это за типы. Может, настоящие бандиты, как говорится, рыцари ножа, приплыли в город, разузнали, у кого есть кокаин на продажу, а потом дадут тебе по башке и заберут товар даром.
— Да, тут не узнаешь, с кем имеешь дело.
— Вот я и говорю, — продолжала Дженни. — В Лос-Анджелесе у меня были клиенты, которые приглашали к себе в номер, в самые роскошные отели. Куда там Беверли-Хиллз, Беверли-Уилшир, даже Белл-Эр или Эрмитажу! Идешь с ними в номер, а некоторые из них здоровенные, прямо гориллы, и еще дверь запирают, ублюдки. Я носила с собой в сумке опасную бритву, но такая горилла вышибет из тебя дух — глазом моргнуть не успеешь. Изнасилует, отберет деньги и вышвырнет в холл.
— О-о-о, это звучит потрясно! — заявил Винсент.
— Прекрати свои ужимки, сколько можно просить! Я шутить не собираюсь, говорю вполне серьезно. Многие девушки работают со сводниками, чтобы защитить себя от этих громил, понятно? Предположим, я пойду завтра туда, а у этих типов ни цента в кармане, не говоря уже о шестидесяти пяти тысячах за кило. У них в голове совсем-совсем другой план — попросту Лупи-и-Хватай. Лупи меня по башке и хватай кокаин. Вот чего я по-настоящему боюсь.
— Ты права.
— Тогда слушай, что я придумала.
— Понимаешь, какая штука, — говорил Джимми Ноги своему брату. — Я думаю, часы еще у нее, она не отдавала их в заклад и не пыталась сбыть, по крайней мере, так считает Гарри Стэг, а он знает всех скупщиков краденого в городе, и ломбардов здесь только два.
— Да, — коротко откликнулся Ларкин.
Он был занят приготовлением соуса для спагетти к сегодняшнему ужину. Домой пришлось вернуться рано. В дождливую погоду почему-то — Ларкин не мог понять почему — никто из покупателей к нему в док не заглядывал. Так какого черта торчать там попусту, хозяин фирмы вполне может устроить себе отдых на полдня. Сейчас Ларкин резал лук, глаза у него слезились. Джимми сидел на стуле возле кухонного стола и потягивал джин с тоником. Раздвижные стеклянные двери, которые вели на веранду, были мокрые от дождя. Над верандой виднелось небо — серое и какое-то зловещее.
— Мама, да покоится она в мире, делала самый лучший на свете соус к спагетти, — сказал Джимми.
— Да, — согласился Ларкин. — Значит, ты думаешь, часы у нее?
— Вопроса нет.
— Тогда ты, может, прошвырнешься в тот дом?
— Какой?
— На Гасиенда-роуд.
— А что там?
— Этот паршивый стряпчий, знаешь?
— Ну?
— Мэтью Хоуп?
— Ну?
— Он снова приходил и сказал, что парень, которого шлепнули…
— Частная ищейка?
— Да, Самалсон. Он, Хоуп то есть, сказал, что Самалсон выследил ее до этого дома. Вернее, там несколько домов, называются «Башни Кэмелота», на Гасиенда-роуд, номер дома я забыл.
— Ну и что? Она там? Это ты хочешь сказать?
— Я не знаю, там она или нет. Это адрес, который она оставила в кабинете у врача. Самалсон собирался наведаться туда в понедельник, но его убили.
— Да.
Джимми отхлебнул джина.
Ларкин продолжал резать лук и проливать слезы.
— Все дело в чесноке, — заметил Джимми. — Мама всегда добавляла в соус чеснок.
— Я обязательно положу чеснок, — сказал Ларкин.
— Чеснок прогоняет ангела смерти. — Джимми расхохотался.
Ларкин тоже засмеялся, не переставая в то же время плакать.
