Они сами решили, что коль скоро «интратек» был причиной заключения Гарсии, он должен стать орудием мщения. На убийстве служащего ВДОЗ они строили далеко идущие планы. Правда, в этих планах далеко не последнюю роль играло обещание Гарсии хорошо продвинуть обоих в случае успеха предприятия. В данный момент они были шестерками в колоде сбытчиков кокаина и торговали им на углах. Шестерка в иерархии сбытчиков зелья чуть выше шестерки в иерархии пачкунов. Мануэль и Марко очень надеялись изменить свое общественное положение в течение ближайших двадцати минут.
На деле им потребовалось всего лишь пятнадцать минут.
Ровно в семь минут третьего Аллен Мэгир, возвращаясь с обеденного перерыва, поднимался по ступенькам лестницы.
Последнее, что он увидел в своей жизни, были двое молодых мужчин, выскочивших с пистолетами в руках из-под лестницы. Он повернулся, чтобы убежать, но было поздно. Один из них завопил: «Inocente! Inocente!», и оба открыли огонь.
Изрешеченный двадцатью пулями, Мэгир упал замертво. А они, хихикая, переступили через истекающее кровью тело и выбежали из здания под проливной дождь.
В тот же день, в половине третьего, какой-то мужчина подошел к столу дежурного по 87-му участку и сказал, что желал бы побеседовать с детективами, расследующими дело Уилкинса. Сержант Мерчисон спросил его имя, позвонил наверх и сообщил Клингу, кто к нему пришел. Потом он предложил мужчине подняться по лестнице на второй этаж и пройти в комнату детективов, руководствуясь указателями.
Мужчина представился Дэйвидом Уилкинсом.
— Питер был моим братом, — сказал он.
Не больше 35 лет, определил на глаз Клинг. Кареглазый, рыжеволосый и рыжеусый. Стройный и хорошо сложенный.
Клинг подумал, что он, видно, регулярно тренируется. Какой же у него отличный загар! Уж не вернулся ли он только что из отпуска? Оттуда, где светит жаркое солнце?
— Вот почему я пришел к вам, — начал Уилкинс. — Сегодня утром я ходил в суд, ведающий делами о наследстве и опеке, узнать, есть ли у них завещание моего брата. Там мне сказали, что ничего подобного у них не зарегистрировано.
— Ну и что? — произнес Клинг.
— А мне кажется, что завещание есть.
— Вот как?
— Так почему же оно не зарегистрировано?
— Видите ли, прохождение документов в суде иногда занимает много времени. Порой два-три месяца. Еще слишком рано...
— Я думаю, что он упомянул меня в завещании, — талдычил Уилкинс. — И мне кажется, что именно поэтому оно до сих пор не зарегистрировано.
— У вас есть основания считать, что вы упомянуты в завещании?
— Брат кое-что говорил об этом. Намеками. Мы с ним были очень дружны.
Клингу захотелось спросить у него, знал ли он, что его брат был пачкуном-интеллигентом? У него никак не шли из головы 22 банки с красками, найденные в шкафу. Когда Дебра увидела их, она удивилась не меньше полицейских. И думать нечего, ее муж припас краску для своих ночных похождений.
— По-моему, Дебра знает, что я упомянут в завещании, и пытается скрыть его от меня, — продолжал Уилкинс.
— А вы спрашивали ее, упомянуты ли вы в завещании?
— Мы с ней не разговариваем.
— О!
Клингу сразу стало интересно. Ничто так не привлекает сыщиков, как семейные конфликты. В этой мутной воде они вылавливают мотивы преступлений. Незарегистрированное завещание? Утаенное завещание? Какие-то таинственные манипуляции с документами. А в полицейской работе не должно быть никаких тайн. Есть только преступления и их мотивы.
— Не разговариваем с самой свадьбы, — сообщил Уилкинс. — Вот уже три года. Она плеснула шампанским мне в лицо.
— Почему она это сделала, мистер Уилкинс?
Семейный конфликт. И Клинг, напустив на себя равнодушный вид, с интересом слушал.
— Я назвал ее шлюхой.
Клинг навострил уши. Это дело уже нешуточное.
— Почему вы это сделали, мистер Уилкинс?
— Потому что она такая и есть, — пожав плечами, ответил тот.
— Вы же сказали это не всерьез? — допытывался Клинг.
— Нет, но вы знаете, что я имею в виду.
— Нет, не знаю. Так что же вы имеете в виду?
— Она вешается на шею всем мужчинам, — ответил Уилкинс.
Хорошо, что ты не сказал ей это в лицо, подумал Клинг. Она бы разбила о твою голову бутылку шампанского.
— Вы никогда не говорили об этом брату? — спросил сыщик.
— Нет, конечно, — сказал Уилкинс. — Какую он постель постлал себе, на такой и спал. Я так думал.
Теперь он мертв, подумал Клинг.
— И вы считаете, что она утаила от вас завещание. Так?
— Я уверен, что она утаила его. И хочу, чтобы вы пошли к ней с ордером на обыск...
— Я не могу этого сделать, мистер Уилкинс.
— Почему?
— Сомневаюсь, что судья выдаст мне его. Нечего и думать идти туда искать завещание. Потому что здесь нет состава преступления.
— Она присваивает мои деньги — вот преступление.
— Мы не знаем, если ли завещание. Понимаете? А если оно и есть, неизвестно, упомянуты ли вы в нем. Если оно есть, то откуда вам известно, что она хранит его в своем доме? Вы видели когда-нибудь это завещание?
— Нет, но...
— Так как же я могу просить у судьи ордер на обыск, если неизвестно, существует ли завещание? Да судья выгонит меня в шею.
— Так, значит, она выйдет сухой из воды, да? Утаив от меня завещание?
— Ну... вы можете сделать вот что... Я не адвокат и не хочу давать вам никаких советов. Но если бы вы пошли к адвокату...
— Адвокаты! — фыркнул Уилкинс.
— ...я уверен, что он смог бы написать письмо вашей невестке...
— Этой суке!
— ...и спросить у нее, существует ли завещание. Если оно существует, спросить у нее, когда она собирается подавать заявление в суд, чтобы его там проверили и утвердили. Если же она не ответит по истечении установленного срока, он может изъять его.
— Как изъять его?
— Ходатайствуя в суде в вашу пользу. Я так думаю.
— Так, значит, по-вашему, я должен выложить свои собственные деньги, чтобы получить неизвестно какую сумму, которую оставил мне брат.
Если он тебе вообще что-нибудь оставил, подумал Клинг и произнес:
— Я думаю, это дело не входит в компетенцию полиции.
Но, может быть, он ошибался.
Старый Город.
Разбитый океанскими волнами мол все еще стоит там, где много столетий назад его соорудили голландцы. На нем красуются огромные пушки, и хотя их стволы уже давно залиты цементом, кажется, что
