заполонили лед, натягивали тросы, закрепляли связки и таким образом опутывали камень сетью. К сожалению, у них не было устройств дистанционного управления, которые бы позволили в нужный момент отделить кабели от кораблей. Это предстояло сделать вручную.
Могамбо очень удивил Хатч именно тем, что сам отыскал ее и представил двум людям, которых хотел взять с собой на «Маккарвер». Он пытался держаться очень дружелюбно, но это стоило ему больших усилий. Профессору так отчаянно хотелось попасть на борт
Два помощника, физик и инженер, мужчина и женщина, оба достаточно взрослые, чтобы не загореться идеей влезть на борт
Могамбо спросил, удалось ли ей договориться о его переходе на борт «Маккарвера».
— Бронштейн ведет себя как упрямый осел. Он не понимает, насколько это важно.
Хатч попросту было не до того.
У нее не было контактов с капитаном «Маккарвера». Но обычно пилоты помогают друг другу.
— Я была немного занята, профессор. Позвольте посмотреть, что можно сделать.
— А ты не забудешь?
Она слабо кивнула.
— Сделаю все, что могу.
«Маккарвер» доложил о подходе. Он только что появился на дальнем краю этого вектора, но уже держал курс к ним и собирался прибыть через пару часов.
Хатч руководила окончательным формированием «паутины» и старалась придерживаться конструкции силовой оплетки астероида, разработанной Биллом. Но попадались проблемные участки, и особенно — группа каменных гребней вблизи того места, которое постепенно становилось «кормой» Собачьей Кости. Эти заостренные пики могли перетереть поперечную обвязку, так что «строителям» приходилось «тупить» их лазером. В итоге от этого пришлось отказаться: на обработку камней уходило много времени и требовались большие переделки всей конструкции. Когда работа была закончена (к общему полному удовлетворению) и «паутина» оказалась достаточно прочной, добровольцы протянули буксирные тросы к «Лонгворту» и закрепили их под нижней частью его фюзеляжа. Билл развернул «Мемфис» вдоль длинной оси и подогнал его как можно ближе к противоположной стороне астероида. В обоих направлениях были переброшены, а затем закреплены и натянуты тросы. Теперь астероид удерживала между двух кораблей связка тросов длиной около шестидесяти метров.
А затем последовал томительный час — ждали «Маккарвер». Невыносимо долго. Казалось, этот час тянулся целую вечность.
Если все задуманное осуществится, спасатели отправятся в погоню за
Хатч воспользовалась преимуществами этой вынужденной задержки, чтобы переговорить с Бронштейном.
—
— Окажите мне любезность, — настаивала Хатч, включая прежнее обаяние.
Она стояла под корпусом «Лонгворта». Корабль казался неуклюжим и громоздким, длинным и очень массивным, беспорядочным скоплением прямоугольных секций самых разных размеров, состыкованных друг с другом словно детская головоломка. Единственной уступкой эстетике была симметрия.
Бронштейн пристально смотрел на нее, и Хатч поняла, что он ищет компромисс.
—
— Вы не будете нести никакой ответственности. У меня есть письменное соглашение.
После долгой паузы:
—
— Спасибо, капитан. — Она сменила тон.
—
— Да, я понимаю. Ладно. Я заставлю его обратиться к вам еще раз.
—
Она переговорила и с Тором — сообщила, что операция идет по плану, и заверила: все складывается очень хорошо.
— Мы на подходе, — сказала она. — Главное, не рыпайся.
— Они уже здесь, — сообщила Хатч Тору, увидев двигавшиеся по небосводу огни. «Маккарвер», или «Мак», был чуть больше яхты. — Хорошо, — произнес кто-то. — Давайте заворачивать.
«Мак» произвел торможение маневровыми двигателями, выравнивая скорость относительно других кораблей, и медленно опустился между ними, заняв свое место возле астероида. В отличие от них, он коснулся камня корпусом.
«Маккарвер» был вдвое меньше «Мемфиса». А Собачья Кость — значительно крупнее
Рабочая бригада закрепляла его с помощью тросов.
Главный люк корабля открылся как раз когда Хатч и Юркевич занимались окончательной проверкой «паутины». Появился Бронштейн, помахал им и спустился на поверхность.
— Извините за опоздание, — сказал он.
Хатч пожала ему руку и поблагодарила за содействие и помощь. Тем временем вокруг корабля журналистов затянули последние тросы, и он был прочно закреплен на астероиде.
Появился Могамбо в сопровождении помощников. Он объявил Бронштейну, что очень рад вновь видеть его (похоже, профессор слегка поумнел), и представил своих коллег, Тери Ханката с космической станции у планеты Каракуа и Антонио Сильвестри, который руководил инспекционной группой, пытавшейся выяснить, почему процесс формирования грунта на этой планете почти не дал результата. У них были пристегнуты ранцевые двигатели и имелось другое снаряжение, которое они с разрешения Бронштейна разместили на «Маккарвере».
Они принесли с собой палатку, значительно больше той, что у Тора, которую собирались использовать, разбив лагерь на
— Я понимаю, это большое неудобство, — проговорил он. — Но мы хотим заглянуть туда лишь на минутку.
— Надеюсь, что так, — буркнул Бронштейн. — Вам известно, что мы должны некоторое время двигаться «привязанными» к этой штуке. И в это время мне будет все равно, где вы — рядом со мной или там. Но я надеюсь, что когда соберусь уходить, вы немедленно вернетесь. Без малейшей задержки.
— Да, разумеется.
— Я не могу позволить себе роскошь, поджидать вас в сторонке. И если, когда я буду готов к вылету, вас не окажется на борту, это будет
Могамбо не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне, и изо всех сил старался сохранить дружескую обстановку.
Хатч и всех остальных собравшихся представили Генри Клеймору — важничающему самодовольному типу, обладающему особым навязчивым обаянием и никогда не пытающемуся его хотя бы временно «выключить». Темные волосы, темные глаза и голос, который, казалось, придавал особый смысл каждой детали бытия. Он вел себя очень отстраненно и тщательно старался выглядеть не озабоченным. «Все эти черты, — подумалось Хатч, — были, к тому же, усилены курсом омоложения, устранявшим внешние последствия возраста, но не делавшим человека юным». Клеймор походил на одного из тех неудачников,