Ребята сердечно поздоровались, уселись у ворот на бревнышко, и Иошка принялся рассказывать последние события.
— Понимаешь, вчера Викниксор с ума спятил… Кончили мы сад убирать — он и приходит. Не понравилось… 'Нет, — говорит, — не то, не то, скучно, серо, не то, не то' и пальцами этак огорченно у Киры под носом защелкал, и вдруг, вдохновясь, заговорил басом: 'Эти липы надо в белый цвет выкрасить, нет — в голубой, а зелень в красный — революционный, стремление ввысь, кверху' — и пальцами у Киры под носом щелкает. 'Очень эффектно будет'. У Киры глаза на лоб вылезли. 'Никак, — говорит, — нельзя. Невозможно, Виктор Николаевич'. — 'Выкрасить' — завизжал Викниксор. Кира побежал за краской. Принес. Витя посмотрел на нее, понюхал и вдруг захотел сам лезть на дерево. Притащили стремянку; Викниксор поволокся на дерево; сидит там, как сыч, и по листьям шаркает краской. Шкидцы за верандой дохнут, заливаются. Прямо по траве катались, пока Вик всю краску не извел. 'Завтра, — говорит, — докрашу'. Слез, полюбовался и Киру толкает. 'Крас-сота!'. А ночью дождик прошел и всю краску смыл.
— Врешь! — захохотал Сашка.
— Можно и показать! — ответил Иошка. — Идем, увидишь. Все липы, которые он красил, завяли.
Ребята пошли в сад; липы действительно начинали вянуть. Земля вокруг них была, как кровью, окраплена брызгами краски.
— Ну, а насчет работы как? — спросил Сашка. — Ты писал, что здорово начинают прижимать.
— Нет, — махнул Иошка: — халдеи на первых порах нажимали было, а потом плюнули — забыли. Ничего теперь не делаем…
— А как у тебя с подготовкой к экзаменам?..
— Не подкачаем, готовимся вовсю. Я ведь тебе случайно попался на дороге — учиться шел на кладбище. Там удобней. Пойдем туда, там сейчас все наши…
Сашка согласился. Сбегали наверх в спальни, оставили там вещи и отправились к церкви.
А между тем на кладбище происходили события…
Углубленные в книги шкидцы, стараясь сосредоточиться, в продолжении часа упорно пытались вчитаться и что-нибудь усвоить из написанного. Из церкви тянулись разные мотивы: сперва протяжное 'Спаси господи', потом веселое на манер частушки 'Иже херувимы присвятую песнь припеваючи', потом еще что-то, пока Кубышка окончательно не вышел из терпения и не предложил бороться с поповским дурманом.
План борьбы был прост. Кубышка предлагал организовать добровольное общество 'Доброкальций' и залепить 'кальцем' всех святителей, нарисованных на церкви.
Кладбищенская трава, как известно, всегда отличается, густотой и сочностью. Кругом было много помета или 'кальца', ласково названного так Кубышкой, который коровы оставляли на могилах взамен травы.
Через минуту ребята уже метались по кладбищу, а в иконописные лики святых летели и сочно шлепались крупные комья помета.
Сашка с Иошкой подоспели только к развязке.
На паперти стоял монах. Ветер шевелил его всклокоченные волосы и играл полами рваного подрясника, подпоясанного веревкой. Монах переводил горящие злобой глаза с поруганных святителей на ребят, потом вынул позеленевший восьмиконечный крест и, вскинув его над головой, крикнул:
— Пропади и рассыпься, нечистая сила!..
Шкидцы не дрогнули.
— Пропади, сгинь и рассыпься! — повторил дрогнувшим голосом монах и судорожно сотворил крестное знамение.
И нечистая сила действительно рассыпалась по погосту. Но, между прочим, не пропала и не сгинула, а деятельно начала собирать каменья…
Через четверть часа атакованный монах бомбой влетел в церковь. Выскочил он уже вооруженный не крестом, а огромным колом.
Нечистая сила в смятении отступила.
Из церкви победно грянуло 'Взбранной воеводе победительная'…
Монах гнался за. ребятами до самой церковной границы. У границы остановился и долго грозил колом, уснащая свою речь отборнейшим церковно-славянским матом… Ребята матюгались более умеренно и грозили во время крестного хода напасть и перевымазать 'кальцем' все иконы…
— Ну вот и позанимались, — облегченно проговорил Иошка: —теперь не обидно будет и выкупаться!
Фока оказался лёгок на помине и вечером приехал в Павловск.
Выпил он самую малость, но здесь ему попались старые друзья, и Фока нагрузился уже больше, чем полагается. Неизвестно, каким образом добрался он к ночи до Шкиды, но пришел уже без шапки, с галстуком, перевернутым на спину, бледный, растрепанный, в белом костюме, который стал за дорогу пегим и больше напоминал зебру.
На даче, в многочисленных комнатенках-спальнях, он запутался окончательно и, разъярясь, кинулся с кулаками на хихикавших ребят. Ребята моментально попрятались, и Фока, вспомнив 'карательную экспедицию', начал гвоздить ни в чем неповинную кровать, обливаясь горькими слезами и крича, что всех передушит…
— Шел бы ты лучше халдеев бить! — рассудительно посоветовал из-под кровати Андреев. Фока моментально остановился.
— Халдеев бить?.. С-с удовольствием! — радостно икая, закричал он: — Где халд-деи?..
— Во флигеле на дворе! — предупредительно сообщили из шкафа…
Фока, подняв кулак и заплетаясь отяжелевшими ногами, загремел вниз по лестнице. Шкидцы бросились к окнам.
По двору, к халдейскому клубу несся Фока и кричал:
— Бей халдеев!
Из клуба вышел Бородка, недавно поступивший в школу воспитатель…
— Вы что? — испуганно спросил он, стремясь сохранить достоинство. — Вы пьяны?..
— Скройсь! — дико взревел Фока. Бородка, взвизгнув, метнулся в сторону и пропал где-то в темноте, на огородах. Осажденные халдеи крепко приперли дверь и повели переговоры.
Вначале Фока потребовал выдачи Селезнева. Кира радостно закричал:
— Нет Селезнева! В городе Селезнев!.. Да ей-богу, в городе Селезнев!..
Фока замолчал, собирая растерянные мысли.
— Тогда ты выйди! — сказал он наконец. За дверями сразу затихло.
— Н-ну! — крикнул Фока, с размаху грохнув кулаком по двери. — В комнате засуетились, зашептались.
— Идите!..
— Нельзя!..
— Надо!..
— Невозможно!..
Наконец дверь приоткрылась, и несколько рук выпихнули Киру.
— Проводите меня до вокзала! — пролепетал Фока, прислоняясь к халдею. Кира осторожно взял шкидца под руку и повел.
По дороге Фоку развезло, одолевал сон; он вскрикивал, скрипел зубами и опять обвисал па кирином плече. До вокзала было далеко. Фока заснул, и осмелевший халдей решил просто бросить шкидца в канаву… Так он и сделал. Но сейчас же раздался дикий рев: 'убью!' Над канавой взвилась перемазанная грязью фигура, и Кира опрометью кинулся к Шкиде.
Уже улегшиеся шкидцы услышали вой, потом грохот калитки, а когда подбежали к окнам, то увидели, как вокруг дома мчится Кира, преследуемый мокрым, облепленным тиной Фокой.
Несколько раз они обежали вокруг дачи, наконец, халдей, догадавшись, присел за куст и, пропустив мимо себя Фоку, полез на крышу сарая. А Фока, не найдя Киры, начал ломиться в халдейский клуб… Пара
