блестящими глазками.
— Вы хотите на экскурсию? — переспросил он. — Прекрасно. Можете завтра отправляться…
— А дежурство группы…
— За них будут работать старшие… Они свободны от летних занятий и отлично могут вместо этого потрудиться.
— Это им очень полезно, — сказала из-за самовара Эланлюм. — Старшие распустились окончательно. Они грозят газетами, угрожают. Нет, это очень хорошо распорядился Виктор Николаевич. Очень хорошо.
Кире ничего не оставалось, как согласиться с немкой. Он поддакивал в продолжении всей её речи, и был оставлен к чаю.
— Но вы же знаете, Виктор Николаевич, что мы осенью хотим держать экзамен в техникум.
— Ну?
— У нас очень мало времени для подготовки.
— Ну?
— И если вы хотите еще заставить нас работать за второй класс, нам совсем не останется времени заниматься…
— Ну?
— А если мы не подготовимся, то провалимся на экзаменах.
— Всё?
— Всё…
Когда Шкида переехала на дачу, старшие, плюнув па халдеев, принялись сами по учебникам за родной язык, за физику, за обществоведение, чтобы как-нибудь успеть подготовиться к осенним экзаменам в техникум.
Учиться пришлось много, и в то время, когда остальные шкидцы проводили время в кружках и на экскурсиях, небольшая кучка старших выпускников занималась. Занималась с утра и до обеда, занималась после обеда, занималась и вечером. И когда Викниксор объявил, что старшие должны работать за вторую группу, потому что они бездельничают, старшие возмутились. Стало ясно, что Викниксор злится на них за всё то, что они высказали о нем после случая с Женькой, но ведь школа не дала им, выпускникам, нужных знаний, они не требуют и только просят дать им больше свободного времени для личных занятий.
Викниксор выслушал, попробовал смутить говорящего ему из строя Сашку своим пристальным взглядом и короткими вопросами, но Сашка не смутился — всё высказал и теперь ждал ответа.
— Мое решение неизменно, — медленно заговорил Викниксор. — В школе все должны подчиняться общим правилам. Исключений ни для кого нет — таков закон… Если вы не занимаетесь в кружках, то взамен этого должны нести другую работу по школе.
Но строй волновался… Второй класс перешептывался, толкался.
— Говори, говори, — шептали ребята, выпихивая Старостина.
— Виктор Николаевич… — рассудительно заговорил, выходя, Старостин, — пущай старшие занимаются — им нужно, а мы работать будем… А то надоели все экскурсии, и ни хрена в них пользы…
Викниксор рассердился, покраснели затопал ногой.
— Пошел на место! — закричал он. — Сопляк! Учить меня вздумал! Без обеда! — И, давая понять, что все разговоры кончены, скомандовал:
— Смирно!..
Занятые в этот день чрезмерной работой, старшие торопились: приходилось рассчитывать время, чтобы выкроить из него еще и для учения. Но утром заниматься почти не пришлось. Пока носили воду, пилили и кололи дрова, мели двор и улицу, — время прошло до полдня, а потом Викниксор придумал убирать огород, и ребята освободились лишь за полчаса до обеда. После обеда надо было мостить кирпичом двор. Здесь кто-то предложил делать всё сообща, и оказалось, что работа пошла много легче и быстрей. И ребята повеселели.
Они кончили, когда другие шкидцы еще не сделали и половины ежедневной работы.
— Ну, теперь всё, — со вздохом поднялся Голый и улыбнулся. — Теперь заниматься.
Все встали с мостовой и, с усилием расправляя спину, тоже улыбались.
— Мирно всё и без бузы, — сказал Иошка, опуская закатанные рукава. — Всё в порядке, можно сказать.
Начали умываться.
Около кухни поднялся хохот, гогот, визг… Выскребывали из кадушки последние остатки воды, шаркая по дну ковшиком. Ругалась кухарка Марта, отнимая ковшик. Сашка облил Голого Барина и оба, завизжав как поросята: помчались по двору.
— 'Держи'!..
Неожиданно из-за угла сада вышел Викниксор.
— Что такое? — остановился он. — Что за беготня. Почему вы не работаете?..
Кончившие работать старшие стояли возле кухонного крыльца. Иошка сидел на перилах.
— Мы своё сделали, — сказал Иошка, не вставая. — Всё правильно, Виктор Николаевич.
Этот веселый тон и то, что Иошка, говоря, продолжал сидеть на перилах, и то, что Голый с Сашкой, несмотря на окрик, не остановились сразу, раздражил и без того нервничавшего Викниксора.
— Ничего нет правильного, — сказал он, сдерживаясь и подходя ближе. — Ничего нет правильного, — повторил он. — Вы старше и сильнее и потому сделали все быстро…
— Нет, — ответил Иошка. — Это потому, что мы работали сообща, по-фабричному…
— Это дела не меняет… Вы должны были работать больше, вдвойне.
Ребята загалдели…
— Ка-ак?
— Когда же заниматься?..
— Это несправедливо…
— Прошу не разговаривать, — оборвал крики Викниксор. — Доделайте сначала работу…
— Мы сделали…
— Я сказал: вдвое…
У Голого еще раньше дрожали от обиды губы. Он не выдержал и закричал в лицо Викниксору:
— Довольно вам издеваться… Что мы — скотина, что ли?..
Викниксор оглядел его.
— В четвертый разряд! А вы, — он повернулся к остальным: — за работу!
И ушел…
— А мы работать не будем, — неслышно прошептал ему вслед Червонец. — Не будем!
На него испуганно взглянули и шикнули. Но Голый рассердился и полным голосом прокричал:
— Не будем!
— Не работать…
— Бастовать — и к чертям!..
Работать никто не пошел.
Викниксор чувствовал, уходя от ребят, что поступил несправедливо. Даже обида на них, которую он старательно при этом вспомнил, уже не казалась ему утешительной. Он старался оправдаться тем, что всё- таки это им будет на пользу. Им меньше будет времени хулиганить.
Так оправдывался он перед собою, но был неспокоен.
Он не мог понять, что те, старшие, которые пришли в Шкиду оборванными, тринадцатилетними шкетами, теперь выросли, развились и были даже образованнее халдеев, без педагогического опыта, без охоты к работе, набранных с бору да с сосенки, по биржам и отделам труда.
Эти люди, за редким исключением, больше годные в дядьки и надзиратели, призваны были учить и исправлять трудных детей, детей с повышенными способностями и чувствительностью, детей, превратившихся в юношей…
И это непонимание было причиной, почему школа так круто стремилась под уклон.
Работать ребята не пошли. За ужином и вечерним чаем все безразлично ждали, что вот-вот
