Убить Хемингуэя

его на поздравительных рождественских открытках и в коротких письмах, которые она посылала ему после смерти Хема.

А содержание заключалось в злом и безумном повествовании о браке Ханны и Ричарда Полсона. Милостивый боже, что это за листок?

Тут Гектор сообразил, что Ханна уставилась на него, что она наверняка догадалась: он тайком прочел текст. Она залилась румянцем. Затем сложила листок и сунула его в карман.

Гектор решил, что либо она злится на то, что он прочел этот странный документ, написанный Мэри и касающийся Ханны и ее мужа, либо ее рассердило само содержание этого фрагмента.

Черт, возможно, и то, и другое.

Гектор выдавил улыбку и сжал руку Ханны. Сказал тихо, так, чтобы только она слышала:

– Мы с вами, детка, здесь в клубе неприкаянных и одиноких.

Мэри отпила глоток и улыбнулась, показав зубы:

– Вкусно. – Затем старуха внезапно нахмурилась. – Дик? – сказала она заговорщическим тоном.

– Да? – отозвался Ричард.

– Я хочу задать тебе важный вопрос, Дикки.

– Валяйте, – сказал Ричард. Его язык явно заплетался.

– Почему все будущие биографы Папы мужчины?

Ричард понимал, к чему она клонит. Мэри намеревалась поднять вопрос о том, чтобы Ханна стала его соавтором в написании своей биографии, в присутствии Ханны. Черт, твою мать! Он не может обсуждать эту тему при Ласситере. Единственное, что он может сделать, это встать и уйти, причем немедленно. Чем скорее он и Ханна уйдут, чем скорее он уведет Ханну от похотливого взгляда Ласситера, тем скорее все здесь закончится. Затем Ричард вернется один и займется вдовой.

Криди

В скромном доме через улицу от Дозорного дома, в темной комнате, у окна сидел Криди в наушниках и осматривал дом Хемингуэя в бинокль. Его логово мигало огоньками разнообразных подслушивающих устройств, выстроившихся у одной стены. Около них сидели два техника, крутили ручки и проверяли пленки.

Кто-то покидал Дозорный дом.

Криди прищурился. Это были Ричард Полсон и его беременная жена. В чем дело, черт побери? Если верить тому, что удалось записать, Ричард еще не получил того, чего добивался.

Ричард вообще-то дал зелье вдове? Если судить по голосу Мэри – явный истерический тон, – Ричард это сделал. Но теперь профессор уходил, оставив Мэри в обдолбанном состоянии наедине с Гектором Ласситером. Черт!

Криди, сжав зубы, смотрел на Полсона. Презрительно фыркнул. Хотя он и сам часто прикрывался женщинами, но таких людей презирал – мужчин, которые берут с собой женщин на задание. Гребаные любители…

Гектор

Гектор облизал губы. Он внимательно следил за Мэри. Она начала говорить медленнее, голос стал тусклым. Ее руки тряслись, и в большом пальце левой руки возникла какая-то странная дрожь. Она вся покрылась потом. Он сказал:

– Итак, «Острова» точно будут следующими? А как насчет «Райского сада»? Думаю, я мог бы этим заняться.

– Ты читал обе рукописи в том виде, в котором они были на Кубе, – сказала Мэри, еле ворочая языком. Казалось, ей трудно держать глаза открытыми. Веки у нее подергивались. – Какая тебе больше нравится, не как писателю, а как читателю?

– «Райский сад», – сказал Гектор. – Книга свежая. В ней Хем менял стиль, переходил от модернизма к постмодернизму.

– Кто станет читать это дерьмо? – сморщила нос Мэри. – Писатель пишет о том, как пишет писатель. Что это такое, твою мать? Где тут потенциал для фильма? Разглядывание пупка – вот что это такое. Мастурбация, самомифологизация. Нет уж, большое спасибо. В «Островах», по крайней мере, есть хоть какое-то действие.

– Как я говорил Хему в пятьдесят девятом, – сказал Гектор, – когда прочел рукопись, уж слишком это близко к «Иметь и не иметь». Конец Гарри Моргана и Тома Хадсона почти одинаков, строчка за строчкой. Хем продолжал жевать свою жвачку.

– Вот почему я хочу, чтобы ты написал новый конец, – сказала Мэри подмигивая.

Гектор потер челюсть:

– Я полагал, что мы с тобой будем редактировать то, что Хем нам оставил, а не писать новый текст. Если мы вдруг решим написать новую книгу, она ведь совсем не будет похожа на Хема. Верно?

– Нам надо быть реалистами, Лассо, – сказала Мэри, вяло взмахнув рукой. – Ты читал «Праздник, который всегда с тобой» в рукописи, и ты сказал, что читал и последний вариант. Мне там пришлось серьезно поработать. Это я умею делать. Но «Островам» требуется мужчина, чтобы довести книгу до ума. Ты знаешь обстановку, Лассо. Ты в курсе спортивной рыбалки. Ты перевозил ром и беженцев, если верить Папе. У тебя получится великолепно… Она улыбнулась. – Но больше всего мне нужна твоя помощь с моей книгой. Моими мемуарами. От этих поганцев, рыскающих по дому Папы, меня тошнит. То, что они напишут, потребует радикального редактирования. Я хочу просить тебя помочь мне все отполировать и пригладить. И ты, с твоими связями в издательском мире, сумеешь добыть мне выгодный контракт где-нибудь в другом месте.

Милостивый боже…

– Я полагал, Полсон приехал сюда, чтобы помочь тебе написать книгу о твоей жизни, – сказал Гектор.

– Ричард работает над моей биографией. Я полагаю, что рынок выдержит только мою биографию и мемуары. Поэтому я содействую в написании авторизованной биографии, чтобы держать все под контролем, а затем я выпущу свою книгу с настоящей информацией. И разгоню всех ублюдков.

– Ага. Но ведь я беллетрист, мемуарами не занимаюсь.

Гектор знал нескольких критиков, кто бы с этим поспорил. Тем не менее ему не стоило слишком решительно отказываться от предложения Мэри – во всяком случае, пока он не узнает побольше насчет той клятой утерянной главы. И он скорее повесится, чем согласится переписывать другого писателя, тем более Хема.

– Как насчет других рукописей, оставшихся после Хема? – спросил он. – Ведь должно быть что-то насчет последнего сафари, правильно? Об авиакатастрофах?

Мэри покачала головой. Глаза ее закрылись, и она сказала:

– Книга «Зеленые холмы Африки» при первом издании плохо продавалась. Думаешь, в подогретом варианте будет лучше?

– Какая у тебя цель: улучшить репутацию Эрнеста или продать побольше книг? – тихо спросил Гектор.

– И то, и другое. Но второе важнее.

– Вот как.

– Господи…

Гектору все стало ясно, и это привело его в ужас: вся длинная жизнь Хема теперь находилась в шатком равновесии. Мэри мухлевала с оставшимися бумагами Хемингуэя. Криди рыскал по периметру с неясными целями. Еще этот клятый профессор с его таинственным зельем. Люди, пытающиеся пристроить свои рукописи, прилипнув к тому, что осталось от Хема…

Теперь Гектор опасался за посмертную жизнь Хема.

Он отпил глоток вина. Решил попробовать что-нибудь разузнать, самую малость. Стараясь убрать злость из голоса, он сказал:

– Слышал, что есть вариант «Праздника» длиннее, чем ты напечатала. И даже больше, чем я когда-то читал. Якобы есть еще глава, которую Хем написал обо мне.