Хотя рукописи уже не существовало, Гектору отчаянно хотелось узнать, откуда она вообще взялась… как попала в подвал и, самое главное, кто, черт возьми, ее написал. Прочитав первый абзац книги Донована Криди, Гектор начал испытывать определенные подозрения относительно происхождения этой рукописи о Кастро. Вряд ли два разных писателя могли проявить столь одинаковую беспомощность, описывая привлекательных женщин.
Гектор приложился к своему слишком сладкому напитку, снял очки и потер уставшие глаза. Когда он стал видеть яснее, то заметил темноволосую женщину-ученого, которую уже не раз видел в гостиной. Он прищурился – черт, она вполне могла бы отвлечь его от мыслей о проклятой, возможно, преступной Мэри Хемингуэй.
Женщине не мешало бы причесаться. Это не было небрежностью, просто она не заботилась о прическе. Волосы длинные и распущенные, не по моде. Гектор не мог сказать наверняка, но, возможно, у нее была неплохая фигура под этими неудачными и плохо сидящими тряпками.
Гектор прекрасно знал свой вкус. Его всегда трогали хорошенькие женщины в беде. «Птицы со сломанным крылом» – как называл их его коллега по литературной халтуре Ян Флеминг. Но женщина- ученый, как показалось Гектору, грустила по собственному желанию – и, следовательно, не совсем подходила под его тип. Однако она могла знать кое-что о других яйцеголовых, которые в последнее время досаждали Гектору.
Она пила что-то на вид женское из высокого стакана.
Он допил свой напиток и жестом позвал себе в кабинку приятеля-бармена.
– Привет, мистер Ласситер.
– Привет, Дейв. Та женщина у стойки… что она пьет?
Бармен поморщился:
– Абрикосовую шипучку.
Гектора передернуло.
– Значит так, когда она прикончит эту дрянь, подай ей двойную порцию и покажи на меня пальцем, ладно?
Бармен кивнул и нахмурился:
– Она по-моему хорошенькая, мистер Ласситер. Но она была тут уже несколько раз. Кто-то вроде учительницы, так я думаю. Вы знаете, они собрались сюда на конференцию. – Бармен покачал головой. – Господи, ну и рот у этой дамочки.
Гектор недоуменно моргнул…
– Что? Ты хочешь сказать, что она вульгарна? Матерится?
– Я имею в виду, не закрывается. Никогда.
– А… Но все равно сделай то, что я прошу, идет?
– А как же. Еще один «Уайт Бул», мистер Ласситер?
– Господи, нет, – сказал Гектор. Дейв явно обрадовался. – Я пишу роман о сюрреалистическом искусстве, – объяснил Гектор. – А «Уайт Бул» – любимый напиток этой публики. Говорят, один сюрреалист изобрел этот коктейль в свою честь. Так что я пробовал его… из любопытства.
– И что скажете?
Гектор скорчил гримасу:
– Похоже на молочный коктейль, в котором молоко скисло. Господь, изобретая текилу, никогда не думал, что ее можно так изгадить.
– Так что вам принести, мистер Ласситер?
– На три пальца «Талискера»[21]. Идет?
Дейв поднял большой палец.
– Претцелей желаете?
– С превеликим удовольствием.
Гектор открыл старый блокнот и начал просматривать некоторые записи, которые делал для себя в 1947 году.
Кто-то откашлялся у него над головой, заставив его поднять глаза.
– Гектор Ласситер, не так ли? – спросила она.
Он улыбнулся ученой брюнетке:
– Совершенно верно, мисс…
– Патриция Стилберн.
– Я видел вас здесь однажды, Патриция, – сказал Гектор. – Вы профессор?
– Штат Луизиана.
Гектор улыбнулся и жестом предложил ее сесть:
– Это там вы полюбили абрикосовую шипучку?
Она пожала плечами:
– Там ее делают из слив.
– Ну, мы же в Айдахо, наконец. – Он положил свой блокнот и ручку в нагрудный карман своей спортивной куртки.
Патриция улыбнулась и тихо сказала:
– Не говорите никому из моих ищеек-коллег, но я ваша большая поклонница, мистер Ласситер.
– Гектор. – Ее признание удивило его. Он даже спросил: – В самом деле? Вы моя читательница?
– В самом деле, – подтвердила она. – «Земля ужаса и страха» – одна из трех моих любимых книг за прошлый год.
Она не ошиблась в названии. Гектор подумал, что она действительно может оказаться его читателем.
– Как вы достали книгу? Насколько я могу судить, я ведь вне радара «Нортон антолоджи».
– Вы удивитесь. – Она отпила из чересчур высокого стакана и сказала: – Пару лет назад моя способная студентка написала доклад, который назвала «Гектор Ласситер и агония постмодернистского детектива». Она убедительно доказала, что вы – один из пионеров постмодернистской художественной литературы, хотя многие критики и относят вас к жанровым писателям.
– Умный ребенок, – сказал Ласситер. – К тому же девушка. А мне необходимо расширять круг своих фанатов.
– Разумеется, я уже имела представление о вас как о личности, – сказала Патриция. – Я многие годы специализировалась по Хемингуэю, поэтому знала о вашей связи с Эрнестом. Но именно доклад моей студентки сделал из меня вашу читательницу.
– Я должен признаться, – сказал он, – в тот вечер я подслушал, что вы здесь говорили. Я следил за вами, Патриция. (Она тогда сидела за столом с Ричардом Полсоном и другими учеными.)
Она улыбнулась уже несколько пьяной улыбкой:
– Почему?
– Потому что мне придется выступать перед парой сотен таких, как вы. Это пугающая перспектива для постмодернистского пионера и автора бульварного чтива со средним образованием.
Она помешала свой коктейль пальцем, выловила вишню, съела и сунула черенок в рот. Гектор прищурившись следил за ней. Она улыбнулась, вытащила черенок изо рта и уронила его на стол. Оказалось, что она языком завязала черенок узлом. Довольно тугим узлом, надо сказать.
– Прошел слух, что вы отделываетесь от всех ученых, кто пытается с вами заговорить, мистер Ласситер. Но вот мы разговариваем. – Она улыбнулась, заметив его реакцию на черенок.
Он закусил губу, оторвал взгляд от черенка и посмотрел ей в глаза.
– Ну, Патриция, бывает разговор, а случается и допрос. Последнее меня не интересует. И у этих «всех ученых» нет ваших глаз и улыбки. (И, – подумал он, –
– Значит, мне должно льстить, что вы со мной разговариваете, Гектор? У этого разговора есть какая-то цель?
Гектор пожал плечами:
– Расскажите мне про этого Ричарда Полсона. Я его немного знаю, но недостаточно. Видел его вчера за
