Он снял пиджак, но все еще в галстуке и ботинках уселся перед своей пишущей машинкой, чтобы начать свое ночное творчество. Это были часы, ради которых он жил.
Как обычно, начинать было трудно. Так было с самого начала. Он понимал, что многие писатели, такие как Хемигуэй или, скажем, Ласситер, заставляли себя приобретать опыт, чтобы было потом о чем писать романы. Они нарывались на опасность и разнообразные приключения, чтобы иметь материал для своих книг. Криди пришел к выводу, что он в эту профессию попал с другого конца, более сложного, а это, по его мнению, делало его большим художником.
Криди заставлял себя писать и таким образом приобретал опыт. Черт, ведь не мог же он использовать свою жизнь и свой опыт для написания художественного произведения. Его жизнь была настолько забита интригами – по большей части гротескными и неестественными, – что он никогда не мог во всем этом толком разобраться или придумать, как все это можно использовать в книге, чтобы она продавалась.
И другие писатели, такие как Хемингуэй и Ласситер, были мужчинами, тут уж ничего не скажешь, и в случае с Хемингуэем все его мужики в романах и рассказах были одним и тем же мужчиной, неким вариантом самого Хемингуэя. А Ласситер? Этот тоже начал уподоблять героев себе в своих романах.
Но Криди сыграл столько ролей в своей бурной жизни, носил столько масок и настолько по-разному проявлял себя перед разными начальниками, что сам уже не знал, какой он на самом деле, в душе уже даже и сомневался, есть ли она вообще у него, эта душа. Иногда он представлял себя чем-то вроде русской матрешки – сними одну, с физиономией Сталина, и обнаружишь под ней Ленина. Криди приходилось лезть глубоко под свои шпионские маски, чтобы выбрать там нечто для основы каждого романа.
Однажды он позволил себе начать пить, чтобы подстегнуть свою музу, может быть, получить доступ в свое подсознание с помощью наркотиков или абсента, как получалось у Байрона и у некоторых других. Во всяком случае, они так утверждали.
Результат ужаснул и сбил с толку Криди. Написанные страницы представляли собой хаос визгливых голосов, противоречащих самим себе, какофонию характеров, которая сбила Криди с толку. Ему даже пришлось перестать писать и на несколько месяцев лишить читателей голоса их любимого писателя.
Со временем он перешел на другую тактику. Он регулярно знакомился с самыми продаваемыми произведениями в своем жанре и синтезировал голос рассказчика, который впитывал в себя все, что, с его точки зрения, привлекало читателей в работах других авторов.
Если и было в этом определенное вероломство, то Криди верил, что оригинальная концепция, лежащая в основе каждой его опубликованной работы – его безусловная писательская гениальность, – возрождала и возвышала его рукописи.
Каждый роман был частью более широкой концепции: в законченном виде для читателей и для самого создателя эти работы будут представлять несомненное достижение – не больше и не меньше как великое литературное наследство XX века. Века, который Криди, как автор и шпион, помог сформировать. Со временем, уверял себя Криди, он обретет заслуженное место в Западном Каноне. Он этого
Зазвонил телефон. Криди снял трубку:
– Докладывай.
Молодой агент, с трудом переводя дыхание, сказал:
– Сэр, ни одно подслушивающее устройства в Дозорном доме не работает.
Криди швырнул трубку.
Забавно, но сцена в его новом триллере, над которым он сейчас работал, странным образом совпадала с тем, что в данный момент происходило в Айдахо. Два способных и опытных разведчика пытаются перехитрить друг друга.
События, связанные с Ласситером, всегда были пищей для романов Криди.
Вот только теперь Криди необходимо самому
А в последнее время Криди все больше и больше хотелось сидеть в своем кресле и писать.
Криди уставился на машинку, сознавая, что выбора у него нет.
Он грохнул по столу кулаком и пробормотал:
– Гребаный Ласситер…
23. Ученица
Просто напиши это на бумаге, а дальше мы посмотрим, что с этим делать.
Мэри протянула Гектору его кофе и сказала: – Ты правда думаешь, что сейчас нужно ехать в аэропорт, Лассо? Ты же говорил, что происходят разные… плохие вещи.
Гектор кивнул:
– Правда, но все, похоже, направлено против меня… ну, и слегка против Ханны тоже. Думаю, тебе здесь ничего не грозит. К тому же я скоро вернусь.
Он никак не мог встретиться с Мэри глазами. Все вспоминал, как она хвасталась, что пристрелила Хема. Он уже в это не верил, вернее, думал, что не верит, но сама мысль, что она такое сказала…
Гектор опустил дубликат ключа от комнаты с документами в карман. Другой ключ положил на полочку в кухне, как раз туда, где его нашел Хем в то проклятое утро. У Гектора было ощущение, что он слегка поворачивает нож в ране. Но Мэри никак не прореагировала, даже если и поняла намек на то, что спрятала ключ на самом видном месте. И хранение ключа в таком доступном месте естественно облегчит задачу Криди или Полсона, пожелай те заполучить уже подпорченные рукописи Хемингуэя… и заодно наткнуться на рассказ Ласситера, подделку под Хемингуэя, например.
– Очень важно, – заметил Гектор, – чтобы ты никогда больше не позволяла этому ублюдку смешивать твои коктейли, дорогая. Чтобы Ричард уже не смог так тебя отравить, как в прошлый раз.
– Да нет… – Мэри покачала головой.
По наущению Гектора она возмущалась всем происшедшим. Гектор не просветил ее достаточно для того, чтобы как следует разобраться. И все же плохие вещи творились вокруг нее… она не вполне осознавала, что именно, потому что все было странно и скрытно. Она понимала, что ей нужен союзник, она
Гектор наклонился и поцеловал ее в макушку:
– Ты только меня послушайся, лапочка. Доверься мне, Мэри, – сегодня тот самый день, когда мы сможем все повернуть против этих ублюдков.
Мэри подняла брови:
– Кто эти ублюдки, Лассо?
Он решил рискнуть:
– Они разные, но в основном ФБР.
Гектор придерживал руку Ханны, когда она осторожно, пятясь, садилась в его синюю «белэр». Они направлялись в аэропорт Кетчума.
Ханна печально сказала:
– Вы не поверите, но всего год назад я была настоящей спортсменкой. – Она еще раз пожалела, что Гектор не мог видеть ее в хорошей форме. Глупо было воображать себя женщиной Гектора, которая участвует в его творчестве в качестве любовницы, но она никак не могла отделаться от этих мыслей. Он был куда лучше, более настоящим, чем Ричард. И в ее теперешнем физическом состоянии? Разве она могла понравиться Гектору?
– Я догадываюсь, – сказал Гектор, – это осталось. Пройдет совсем немного времени, и вы будете прежней.
Шел дождь, и Гектор прибавил скорости дворникам. Они направлялись в Хейли, чтобы встретить друга Ласситера – копа-ирландца в отставке, которого Ласситер встретил в Европе столько лет назад, что и считать не хочется.
– Значит, вы с Мэри много болтали, пока я писал. Какие-нибудь откровения? – спросил Гектор.
– Мэри сомневается в мотивах Ричарда, – сказала Ханна. –
Гектор быстро взглянул на нее:
