ему следовало бы вести себя иначе. — Если ты когда-нибудь расскажешь об этом Хелен, то поступишь очень скверно.
— Зачем мне это делать?
— Да и рассказывать-то не о чем. — Он неловко пожал плечами, а его светлое открытое лицо вспыхнуло. — Даже чудно, что ты уже через неделю или две увидишь Хелен. Я не видел ее уже два года.
— Я непременно повидаюсь с ней, когда вернусь домой. Не хочешь ли передать ей что-нибудь?
— Черт, скажи ей, что я здоров. И, конечно, что люблю ее. Подтверди, что мы не подвергаемся никакой опасности, когда действуем здесь. Она мне совершенно не верит, когда я пишу ей об этом в письмах.
Он выпил свою стопку, по-моему, чересчур быстро. Я налил ему снова и наполнил свой бокал.
— Ну, они опять принялись за свое, — заметил Эрик. — Постоянно рассуждают о войне.
Младший лейтенант с крылышками в петлицах, который сидел за столом напротив нас, рассказывал потускневшей блондинке, как чувствуешь себя, когда летишь среди рвущихся зенитных снарядов на высоте пятисот футов. Он объяснял, что это не так страшно, потому что осознаешь все по-настоящему только потом. Но что действительно ужасно — это посадка на авианосец ночью...
— Это у всех на уме, — заметил я.
— Но нам нельзя говорить об этом. — Однажды Эрик побывал в Вашингтоне на недельных курсах по вопросам безопасности, что не прошло для него бесследно. — Когда операция прошла, это еще туда-сюда, но когда они начинают рассуждать по поводу предстоящей большой операции...
— А сам-то ты как поступаешь?
— Ну, я этого не делаю. — Он покраснел. — Если бы я был шпионом наших врагов и находился бы здесь...
— Тогда бы ты не родился в Толедо и у тебя были бы раскосые глаза, а люди с презрением показывали бы на тебя пальцем.
— Не надо обманывать себя. Япошки готовы раскошелиться, и в то же время есть много кавказцев, для которых деньги — все.
— Скажем, ты был бы шпионом и тебе удалось пробраться на офицерскую вечеринку и собрать какую-то информацию. Можно тайком торжествовать по этому поводу, но не знаю, что ты стал бы делать с этой информацией. Каналы утечки плотно перекрыты еще седьмого декабря, уже довольно давно.
По лестнице спустилась Сью Шолто и направилась через зал к нам. Движения ее маленькой отточенной фигурки походили на птичьи. У меня создалось впечатление, что она возвратилась к Эрику, как сокол возвращается на руку охотника. Мы встали, и она села между Эриком и мной. Он налил ей стопку и опять наполнил свой бокал. Ее блестящие черные глаза следили за движениями его рук, но казалось, он этого не замечал.
Он пригубил из своего бокала и сказал:
— Может быть, их и перекрыли. Но могу держать пари, что ловкий оперативник сумеет сделать свое дело.
— О чем это ты, Эрик? Ты выглядишь глупо, когда принимаешь такой торжественный вид.
— Сэм считает, что вражескому агенту невозможно получить информацию на этих островах. А что ты об этом думаешь? Ты ведь работаешь на радиостанции.
— Странно, что девушке вы задаете такие вопросы. Я никогда об этом не думала. В рассказах о шпионах всегда упоминаются тайные передатчики, спрятанные в горах, правда?
— Это исключается, — заметил я. — У нас теперь есть такие пеленгаторы, которые накроют незаконный передатчик через два часа после его выхода в эфир. А ближайшие японские острова очень далеко отсюда. Нужна большая мощность, чтобы сигнал дошел туда.
— Да нет надобности достигать ближайшего японского острова, — возразил Эрик. — В окружающих водах снуют японские подлодки. Они могут всплывать по ночам, принимать слабый сигнал и перегонять его в Токио.
— Но мы услышим обе передачи, — сказал я. — И, понятно, покончим с этим. Здесь живет много япошек, и, несомненно, некоторые из них втайне верны своей родине. Но я все же не могу представить, что они могут сделать в этих условиях.
— Сделать в каких условиях? — раздался глубокий бас позади меня. Голос принадлежал Джину Хэлфорду. Он вернулся с Мэри Томпсон, купив ей две желтые гирлянды.
Мы с Эриком опять поднялись, и они сели рядом с нами. Мэри села между мной и Хэлфордом. Желтая гирлянда придала ее глазам яркую голубизну васильков. Ее волосы блестели и благоухали, от полотняного костюма пахло свежестью.
Взгляд черных глаз Сью Шолто ушел в себя, точно девушка разглядывала что-то скрывающееся за закрытыми занавесками ее сознания.
— Мы говорили о том, сможет ли враг передать секретную информацию с этих островов. — Она выговорила это с кажущимся трудом.
— Думаю, для этого можно отправить письмо в нейтральную страну, — высказала предположение Мэри. — Конечно, пользуясь шифром. Вы знаете, как это делается: 'Дядя Гарри простудился', что означает: 'У американцев в Перл-Харборе появился новый линкор'.
— Это все устарело, — заметил я. — Не забывайте, у нас довольно эффективная цензура.
Эрик задумчиво произнес:
— Интересно, сможет ли небольшая лодка подплыть к японской подлодке?
— Исключается, — отрезал я. — Вы лучше меня знаете, какие здесь установлены ограничения на прогулки на лодках.
Мутноватые зеленые глаза Хэлфорда внимательно наблюдали за нами. Он опустил свои толстые ладони на стол со шлепком, звук которого дернул мои нервы. У него было выражение человека, умеющего взять ситуацию в руки, а потом вернуть ее первоначальным владельцам в качестве личного подарка.
— Не ведем ли мы себя несколько неосторожно? — произнес он напористо. — Тем более что в Перл- Харборе подмечена утечка информации.
— Наблюдается утечка? — по-дурацки переспросил я.
— Мужики, вы служите в военно-морском флоте. Я думал, что вы знаете об этом. Сотрудники службы общественных связей и цензуры без устали вдалбливают нам, корреспондентам: гражданские лица не должны знать то, что известно на военно-морском флоте. Я никогда и не считал, что дело может обстоять иначе.
— Откуда у вас такая информация? — спросил я.
— У меня есть свои источники. Я знаю многое такое, о чем не могу напечатать. Ради Бога, не распускайте языки насчет того, что я вам сказал.
— Мой-то язык на привязи. А вот ваш язычок не очень-то контролируется.
Он вспыхнул, загар скрыл волну краски, которая поднялась от шеи к челюстям и припухшим скулам, но лицо заметно потемнело, контрастируя с желтой гирляндой. Я принялся размышлять, не придется ли мне съездить ему по морде. Год на передовых позициях обостряет бойцовские инстинкты и пробуждает желание врезать тому, кто не нравится. Но Хэлфорд ограничился словами:
— Думаю, я не первый проявил неосторожность.
— Черт, какая неосторожность! — воскликнул Эрик. — Мы рассуждали предположительно.
— Может быть, мы и продолжим этот разговор в условном виде, — произнесла Сью тоном маленькой девочки. — Когда мы говорили об этом условно, в воздухе не было такой напряженности.
— Давайте будем считать это сплетней, — предложил я. — Вполне может случиться, что мистер Хэлфорд не знает, о чем он говорит.
Хэлфорд метнул в меня недоброжелательный взгляд. Но если бы он ввязался в спор, то ему пришлось бы признать, что он допустил основательный промах. Он благоразумно предпочел не спорить.
— Здесь становится очень многолюдно, — весело пропела Мэри. — Наверху уже подают ужин. Я умираю с голоду.
Мы решили поужинать. Я прихватил с собой одну из бутылок, которую мы уже опорожнили на две
