— Проиграйте это.
Она поставила пластинку на крутящийся диск. Это была вещь Фэтса Воллера 'Мы не шалим' в исполнении на органе.
Мы стояли рядом и слушали ритмичную меланхолическую музыку, которую Воллер выдавил из органа в Париже много лет назад. Я полуобернулся к ней под влиянием неотразимой сексуальности этой музыки. Возможно, она догадалась о моих намерениях и спросила сухим, официальным голосом:
— Вопросы есть?
Когда пластинка закончилась, я заметил:
— Я сам немного работал на радио, когда учился в колледже. Там очень строго соблюдали хронометраж. А как вы хронометрируете свои музыкальные программы?
— Когда программа включает только одну пластинку, это сделать довольно легко. И многие пластинки разной продолжительности стандартизированы. Например, девяносто шестые.
— Девяносто шестые?
— Пластинки по девяносто шесть оборотов. Выпускаются специально для радиостанций и стандартизированы, так что вы можете замерить время прямо на пластинке. Вместе с пластинками нам присылают небольшие линейки с делениями в дюймах, которые показывают время.
— Это значит, скорость вращающегося диска тоже должна быть стандартизирована?
— Совершенно правильно. Но обычные диски, которыми пользуемся я и Сью, не стандартизированы. Количество бороздок может быть разным на разных сторонах, в зависимости от характера музыки.
— Не понимаю.
— Зависит от того, какая тональность музыки — низкие или высокие ноты. На объяснения уйдет много времени. Всегда можно захронометрировать пластинку, если проиграть ее заранее, конечно. Но часто мы надеемся на авось. Если надо заполнить паузу в конце, то всегда можем проиграть ведущую музыкальную тему дважды вместо одного раза. Мы же не подключаемся к общенациональному эфиру. — Она взглянула на электрические часы, висевшие в углу комнаты. Было десять минут десятого. — Теперь мне придется вас оставить.
— Не могу ли я помочь поднести пластинки или еще что-нибудь сделать?
— О нет, спасибо. Они уже лежат возле микрофона. У нас работает мальчик-китайчонок, который подвозит их на тележке.
Она выключила свет, закрыла на ключ дверь и оставила меня возле входа в звукоизолированную комнату. Я слушал радиопередачу через динамик, установленный в комнате для зрителей. У Мэри был довольно низкий для женщины голос. И твердый — единственный тип женского голоса, который хорошо звучит в эфире. Она начала со спокойного подшучивания с аудиторией не столько тем, что говорила, сколько модуляцией голоса.
Я решил, что у нее большая почта от почитателей. Она проигрывала пластинки преимущественно по просьбам. И я уже начал сочинять ей письмо поклонника. Хотя голос Мэри заполнял комнату, вибрируя во всех углах, казалось, что она находится очень далеко за перегородкой из сплошного стекла. Передача закончилась до того, как я мысленно облек в слова все, что хотел ей сказать.
— Все в порядке, можно возвращаться? — спросил я ее. — Остается всего полчаса до комендантского часа.
— У меня есть пропуск. На случай ночных радиопередач. Я бы не хотела возвращаться домой, пока не смогу убедиться, что со Сью все в порядке.
— Ничего с ней не случится. Мне, возможно, придется тащить Эрика по трапу.
Когда мы вернулись в 'Гонолулу-Хауз', вечеринка была в полном разгаре. Один из офицеров присоединился к оркестру и откалывал такие номера на кларнете, что просто жуть. Толстая пошатывающаяся женщина приплясывала в центре зала, щелкая пальцами и периодически испуская возгласы. Колышущаяся цепочка танцующих мужчин и женщин, среди которых оказались Хэлфорд и миссис Мерривелл, обтекла эту женщину кольцами. Две или три неутомимые парочки тряслись в танце в углу комнаты, прыгая и крутясь в сумасшедшем молчаливом экстазе. Некоторые пары уходили.
Эрик, бесчувственный, как камень, лежал в столовой на диванчике и отчаянно храпел. Огромный негр-стюард, которого он назвал Гектором Лэндом, хлопотал над ним, похоже намереваясь что-либо предпринять, но не зная, что именно.
— Пока оставьте его в таком виде, — посоветовал я. — Если не проснется через несколько минут, я сам отвезу его на корабль.
— Да, сэр. Я просто хотел спросить его, не надо ли достать еще льда. У нас совсем кончился лед.
— Сейчас это уже не имеет значения. Не видели ли вы мисс Шолто? Молодую даму, которая на ужине была со Свэнном?
— Нет, сэр. Я не видел ее весь вечер. Может быть, она в саду.
— Давайте посмотрим там? — предложила Мэри.
Мы вышли через боковую дверь и минуту постояли на веранде, чтобы глаза привыкли к темноте. Я взял Мэри за талию, но она выскользнула из моей руки.
— Не торопитесь, — сказала она серьезно. — Я пришла на эту вечеринку выпить и потанцевать, а не для того, чтобы заняться любовью.
— Не торопиться — это хорошее выражение. В нем содержится надежда на будущее.
— Правда? Вы забегаете вперед. Впрочем, мне нравится, что вы говорите.
— Когда-то слова были моей профессией.
— В этом загвоздка. Не знаю, есть ли какая связь между тем, что вы говорите, и тем, что вы есть на самом деле. Многие военнослужащие, уехав из дому, сбились с пути. Господи, неужели я говорю как проповедник в воскресной школе?
— Продолжайте. Я как раз нуждаюсь в смягчающем влиянии женщины.
— Думаю, это относится ко всем, не только к военнослужащим. Я знаю не многих людей, которые не сбились с пути.
Было странно слышать такие слова от блондинки, которую я хотел поиметь, но ее слова дошли до моего сознания. С тех самых пор как уехал из Детройта, я чувствовал себя выбитым из колеи, а после того как мой корабль затонул, еще хуже. Иногда мне казалось, что всех нас несет по воле волн в беззвездную ночь, что мы напеваем во тьме, испытывая страх и пытаясь отпугнуть этот страх хохотом, который никого не обманывает.
С этой стороны дома веранда была без крыши. Я посмотрел на ночное небо, громадой нависшее над горами. Темные тучи на вершинах на мгновение расступились и позволили луне проплыть в разрыве, следуя за одинокой яркой звездой, как за указателем цели.
— Думаю, что у Эрика и Сью так и должно было случиться, — произнес я. — Они полагали, что все это не важно, а обернулось для обоих очень скверно.
— Интересно, будет ли она опять счастливой? — заметила Мэри.
Но я ее не слушал, так как обратил внимание на что-то возле стены дома. Присмотревшись, в свете луны разглядел Сью Шолто. Ее голова по-птичьему склонилась набок, как будто она ждала от кого-то ответа, язык шаловливо высунулся наружу. Под ее покачивающимися ногами зияло три ярда пустого пространства. Тело висело на желтой веревке, завязанной за ушами. Глаза казались крупнее и чернее, чем были при жизни.
Глава 2
Тучи опять сомкнулись и закрыли луну, как темные великаны, сбившиеся на дьявольском шабаше. Но Мэри все же успела, проследив за моим взглядом, увидеть то, что и я.
— Она покончила с собой! — вскрикнула Мэри неестественно высоким голосом. — Я боялась, что с ней случится несчастье. — Она ударяла друг о друга своими сжатыми кулачками, рождая пустой, бесполезный звук. — Мне надо было оставаться с ней.
