лучше, чем этот добрый человек, который по расположению к вашим родителям дал вам столь лестную рекомендацию? В прошлую пятницу вы, наверное, и не подозревали, что собственными речами губите себя и свою репутацию. Вряд ли мой старый друг захотел бы, чтобы я пригрел у себя в приходе человека, от которого ему самому повезло избавиться! Можете отправляться на кухню, вас там накормят. Я не имею обыкновения платить злом за зло, но не стану желать вам удачи. И чем скорее вы отсюда уберётесь, юноша, тем лучше.
— Всего доброго, сэр, — ответил Донал, развернулся и вышел.
На пороге он столкнулся с молодым человеком, которого знал ещё по университету и который был самым неуправляемым и ленивым изо всех студентов. Это был сын священника. Неужели и тут Бог наказал грехи родителей в их детях? Неужели Он никогда не вознаграждает в детях родительские добродетели?
Немного рассерженный и довольно расстроенный, Донал побрёл прочь. Почти бессознательно он пошёл по направлению к замку, остановился возле ворот и, опершись на верхнюю перекладину, стал думать, что же делать дальше.
Вдруг между деревьями показался Дейви, стремглав несущийся вниз с холма. Он вприпрыжку подбежал к воротам, просунул руку между перекладинами и радостно затряс руку Донала.
— Я вас ищу уже целый день! — воскликнул он.
— Зачем? — удивился Донал.
— Форг же послал вам письмо!
— Я ничего не получал.
— Эппи отнесла его сегодня утром.
— А–а, тогда понятно! Я после завтрака как ушёл, так больше не приходил.
— Он пишет, что вас хочет видеть мой отец.
— Хорошо, сейчас я пойду, внимательно всё прочитаю и тогда пойму, что мне делать дальше.
— А почему вы живёте у сапожника? Он же всегда такой грязный! И вы тоже скоро кожей пропахнете!
— Он вовсе не грязный, — ответил Донал. — Руки у него действительно бывают грязными и лицо тоже; их, наверное, даже водой с мылом как следует не отмоешь. Но вот увидишь, однажды он дочиста отмоется в сырой земле, и тогда никакой грязи не будет и в помине. А если бы ты мог увидеть его душу, то понял бы, что она чище чистого. Такая чистая, что даже сияет!
— А вы что, её видели? — спросил мальчик, вопросительно взглядывая на Донала, как будто пытаясь понять, насмехается он или говорит вполне серьёзно.
— Видел краешком глаза, разок–другой, и чище души просто не придумаешь. Знаешь, Дейви, ведь настоящая чистота бывает внутри, а не снаружи.
— Знаю, — ответил тот, удивлённо уставившись на Донала с таким видом, как будто вообще не понимал, как можно вслух говорить о таких вещах.
Донал посмотрел на мальчика, и глаза его прямо–таки засияли от полноты сердца. Дейви успокоился.
— А вы умеете скакать верхом? — спросил он.
— Немного умею.
— А кто вас учил?
— Одна старая кобыла, которую я очень любил.
— Ну вот, теперь и вы надо мной смеётесь. Терпеть не могу, когда надо мной насмехаются! — насупился Дейви и отвернулся.
— Вот и нет, — ответил Донал. — Я никогда ни над кем не насмехаюсь. Давай–ка я лучше пойду и прочту это письмо.
— Я бы тоже с вами пошёл, — сказал мальчик, — но отец не велит мне выходить за ворота. Не знаю, почему.
Донал поспешил домой. Там его поджидали с явным нетерпением, потому что письмо, которое принесла Эппи, было от самого графа. Там говорилось, что граф будет рад видеть у себя Донала, если тот удостоит его своим визитом. Спустя несколько минут Донал уже шагал по дороге, ведущей к замку.
Глава 11
Граф
Идя по лужайке от ворот и петляя между деревьями, он никого не встретил. Он поднялся по холму, шагая мимо тёмных елей навстречу серебристым берёзкам, над которыми, подобно рыцарскому шлему, вздымалась серая громада замка. Поглядывая наверх, Донал замечал то башенку, то остроконечную крышу, то участок массивной стены. Лишь когда он уже почти добрался до вершины холма, ему удалось, наконец, увидеть всё здание целиком и понять, на что оно похоже. Замок и правда был огромным и величественным, но почему–то Доналу показалось, что жить в нём довольно тоскливо.
Донал вышел на большую, открытую травяную лужайку. Сразу за ней начиналась высокая каменистая терраса, на которой, собственно, и стоял сам замок. Донал окинул взглядом переднюю стену, пытаясь отыскать дверь, но ничего не нашёл. Поднявшись на террасу по широкой лестнице, он подошёл к глубокой нише в стене, где почти впритык сходились две части замка, построенные в разное время, и обнаружил там довольно маленькую, плотно сидящую в стене дверь, обитую железом и усеянную стальными заклёпками. На ней красовались уже знакомые ему лошади с герба лорда Морвена и ещё кое–какие украшения.
Увидев стальной прут с ручкой на конце и решив, что надо как–то оповестить хозяев о своём присутствии, Донал, недолго думая, потянул за него. Он ничего не услышал: звон колокольчика пропал в серой пустыне мрачных стен.
Однако через какое–то время дверь отворилась, и из неё выглянул древнего вида слуга, согбённый и еле передвигающийся. На голове у него была масса белоснежных волос, а на морщинистом лице — странное выражение почти детской наивности пополам с осторожностью.
— Меня хочет видеть граф, — объяснил Донал.
— Как вас зовут? — проскрипел слуга.
— Донал Грант. Но я подозреваю, что его светлости это ничего не скажет. По–моему, он не знает, как меня зовут. Просто скажите, что пришёл молодой человек, который живёт у Эндрю Комена. Его светлость посылал за мной.
Слуга удалился, и Донал начал осматриваться по сторонам. Он стоял в прихожей, которая была лишь узкой кельей, стиснутой массивными стенами.
Прямо перед ним была ещё одна дверь, через которую вышел дворецкий, низкая, закруглённая сверху и похожая на дверь тюремной камеры. Вокруг не было ничего, кроме голого камня, только на одной из стен был вырезан родовой герб Морвенов. Потолок был не плоский, не крестовый и не сводчатый. Казалось, он состоит из случайных выступов и углублений, образовавшихся на стыке каменных лестничных проёмов и углов, выступавших по–разному на разных этажах. Прошло не меньше десяти минут, когда дворецкий, наконец, вернулся и пригласил Донала следовать за ним.
Буквально через несколько мгновений Донал очутился в другой каменной келье, которая, однако, была гораздо просторнее и симметричнее первой, и на стенах здесь висели головы, рога и шкуры животных. Пройдя через неё, слуга открыл дверь, обитую алой тканью и выглядевшую удивительно живой посреди холодного сурового камня, и Донал вошёл в небольшой восьмиугольный зал. Двери в нём были из тёмного полированного дуба с резными каменными притолоками и косяками, а стены были увешаны старинным оружием и рыцарскими доспехами почти до самого потолка, который плавным куполом уходил вверх. В этот зал спускалась винтовая лестница, которой Донал не мог бы себе представить даже в самом фантастическом и леденящем душу готическом романе. Казалось, она внезапно упала с далёкой и неведомой высоты, но в последнюю минуту плавно замедлила свой полёт и опустилась вниз подобно лёгкой птице. Пологие ступени невероятного диаметра мягко вели вверх и пропадали из вида, обещая бесконечное число новых витков. Они были сложены из древнего камня, но благодаря своей ширине и массивности были вовсе не такими изношенными, какими могли бы быть, будь они поуже.
