Правда, ребята эти обычно долго в космосе не задерживаются. Потому что подобное безразличное отношение к некондиционированному воздуху, твёрдой земле и открытому пространству обычно довольно быстро превращается сначала в лёгкое опасение, потом в устойчивую боязнь, а затем и в навязчивый страх перед ними же.
Психиатры называют эту болезнь террофобией – «боязнью земли» и тут же отстраняют подхвативших её астронавтов от полётов. Чаще всего – навсегда. Из-за очень большой вероятности рецидива, а также из-за того, что человек, в острой форме страдающий террофобией (никто не знает, когда именно вялотекущая форма может перейти в острую), элементарно опасен для окружающих.
Экипаж «Пахаря» террофобией не страдал, поэтому и приказ Капитана насчёт удаления не более чем на сто шагов от корабля воспринял с крайне недовольными даже оскорблённым видом.
– С нами же будет Умник, Капитан, – попытался возразить Оружейник. – Он любую опасность за версту чует!
– Да. Если только она исходит не от человека. А человек – это и есть сам по себе самая большая опасность. Мы всего в тридцати километрах от предположительно человеческого поселения, а посему должны быть максимально бдительны. Повторяю ещё раз. Не больше чем на полчаса и не дальше ста шагов от корабля. Всё ясно?
– Так точно… – разом вздохнули Доктор, Штурман, Механик и Оружейник.
Невозмутимым остался только Умник.
А Вишня сказала:
– Ничего, полчаса мне на первый раз хватит.
– Хватит для чего? – насторожился Капитан.
– Чтобы прорасти. Мы, лируллийцы, гораздо хуже людей переносим длительное нахождение в космосе.
– А, ну да… я как-то уже и забыл, – пробормотал Капитан. – Готов добавить десять минут. Исключительно ради вас.
– Да, вижу, что я действительно хорошо научилась изображать человека, – засмеялась Вишня. – Спасибо, не откажусь.
Через два часа (время, необходимое для усвоения человеческим организмом специальной сыворотки, защищающей его, организм, от чужих бактерий и микробов) Доктор, Штурман, Механик и Оружейник встретились у входного люка. Здесь их уже ждал Умник, и сюда же подошла Вишня.
Она предстала перед людьми в своём естественном виде. Ствол-туловище, пять ног-корней, пять рук- ветвей, десяток, служащих органами восприятия, «ветвей» поменьше вокруг пятилепесткового рта на самом верху.
– А вот и я, – сообщила лируллийка голосом Вишни.
– Замечательно! – с несколько преувеличенным энтузиазмом воскликнул Оружейник, а Доктор спросил:
– Скажите, Вишня, вы так и собираетесь выходить наружу? Без скафандра?
– Но вы же выходите тоже без скафандров.
– Мы приняли специальную сыворотку.
– Я тоже. Неужели вы считаете, что я могла бы допустить такую элементарную ошибку?
– Нет, но, как Доктор, спросить вас я был обязан.
– Э, что за официальный тон? – удивился Механик.
– Психология восприятия, – смущённо пояснил Доктор. – Одно дело, когда видишь собой лируллийку в обличие человека, да ещё и симпатичной женщины и совсем другое…
– Когда она уже не женщина, а непонятное живое и разумное дерево на ножках? – дополнила Вишня.
– Ну да. Мрачная тень ксенофобии коснулась нас своим крылом.
Механик захохотал.
– Только не меня, – серьёзно сказал Оружейник. – Мне, Вишня, наоборот, ваш вид очень импонирует.
– Спасибо, – Вишня чуть поклонилась Оружейнику всем стволом. – Правду сказать, я и сама воспринимаю вас теперь несколько по-другому. Но это уже проходит.
– Эй, – вмешался Штурман, поправляя на плече ремень от парализатора. – Мне интересно, мы сегодня наружу пойдём или нет?
Нетерпение Штурмана было понятно. Именно он чаще других оставался на борту во время подобных вылазок.
– Вы готовы? – раздался из динамика голос Капитана.
– Готовы! – нестройным хором ответил экипаж, лируллийка и Умник.
– Тогда – с Богом. И помните, что я слежу за каждым вашим шагом.
Нет ничего упоительнее первого глотка настоящего планетарного воздуха после долгих недель, проведённых в пространстве на борту корабля или в недрах космической базы. Садясь, «Пахарь» выжег сочную густую траву на лесной поляне метров на пятьдесят вокруг себя, но дальше, за этим пепельно- чёрным кругом, всё было живо и зелено. Оттуда ветерок доносил свежие и приятные запахи и звуки, очень напоминающие перекличку незнакомых птиц. Небо здесь было такое же синее, как на Земле, светило оттуда такое же ласковое солнце, и бежали по нему такие же белые и пухлые облака.