Богочеловек пощадил его, отпустил, вернув разум, а владыка Саркон не пощадит – слабости он не прощает.
Скоро он будет здесь. Его сознание вынырнуло из небытия безумия, владыка без труда узнает его.
Но, может быть, что-то еще можно сделать?
Каркум попытался создать над собой ментальный полог, закрыться от проникновения извне. Но у него ничего не получилось. Богочеловек вычерпал из него все силы, до дна. И оставил одного посреди пустыни. Вот оно, милосердие богов. Вот она, хваленая доброта Белого божества – покровителя человеческой расы.
Мудрейший заметил, что в отдалении скачут с места на место нетерпеливые попрыгунчики. А в небесах кружат спокойные черные птицы. Падальщики собирались для того, чтобы отведать его мяса.
Если бы он только мог добраться до границы Хазгаарда, пересечь ее, укрепиться в одном из неподвластных воле Саркона регионов. Возможно, там его силы и разум пригодились бы. Надо было бежать давным-давно, когда еще была такая возможность. Каркум поднялся на ноги. Испытывая жуткие страдания, он двинулся в путь. Проблема заключалась в том, что он не знал, где находится.
Не мог даже воспользоваться простейшей ориентировкой – силы оставались только на то, чтобы поддерживать в себе малую искру жизни. Тело его, истощенное многодневным голодом и жаждой, отзывалось на каждый шаг всплесками дурноты. Оно угрожало погрузить сознание в спасительную дремоту, из которой только один выход – смерть.
Каркум увидел впереди несколько соломенных хижин и направился к ним. Он торопился, но, как ни старался, быстрее идти не получалось, лишь скорее расходовались остатки сил. Первая хижина оказалась пустой. Толкнув дверь второй, он увидел седого человека, который ел лепешку, сидя на брошенной на песок циновке. Мудрейший направился к нему, протянул костлявую ладонь и просипел повелительно:
– Дай мне поесть! Немедленно!
Человек глянул на гостя из-под кустистых бровей и протянул обглоданную корку. Каркум жадно вцепился в лепешку. Подавился сухим хлебом.
– Воды!
Человек протянул силату деревянную чашу.
Каркум припал к ней, глотая животворную влагу.
Он ощущал всем естеством, как вода проникает в его тело, как оно становится сильнее.
Человек наблюдал, как жадно пьет силат, как дрожит его сухая белесая рука, как блестят лихорадочно черные глаза.
Вдруг что-то произошло. Гость вскрикнул. Уронил чашу, схватился за голову. Глаза его налились кровью, стали похожи на спелые вишни. Он закричал, упал на колени и повалился набок. Кровь хлынула из ушей, орошая белый песок и циновку.
Человек ощутил присутствие темного духа в своем жилище. Ему стало страшно. Он поспешно вскочил. Выбежал наружу.
В привычном безмолвии горячей пустыни он через некоторое время успокоился и решил вернуться в хижину. Откинул полог, действуя очень осторожно – как знать, может, темный дух все еще здесь и сделает ему что-нибудь плохое. Силат лежал там же, где он его оставил. Вокруг головы мертвеца песок пропитался кровью.
Человек зарыл тело подальше от хижин, за дюнами. Забросал песком и решил не возвращаться.
Как и другие, он отправился искать богочеловека, прихватив с собой бутыль с водой, мешок с лепешками и дорожную палку.
Следующие месяцы прошли в бесконечных переходах. Без объяснения причин Медея поднимала своих сторонников и заставляла отправляться в путь. Люди шли густой толпой, несли на себе весь имеющийся скарб, гнали овец.
Митрохин полагал, что таким образом колдунья надеется уберечь людей от опасности. То и дело перемещая лагерь, она действовала интуитивно. На вопросы Медея отвечала весьма неохотно. У Ивана Васильевича в определенный момент возникло ощущение, что она сама не знает, что делать. Он даже высказал свое возмущение по поводу безответственности, с которой действуют некоторые дамочки, совсем не думая о людях. Колдунья поглядела на него с осуждением.
– Меня направляет Белое божество.
– Ах вот как, это все объясняет, – кивнул Митрохин. Несмотря на многие удивительные события, плохо поддающиеся осмыслению с точки зрения простого обывателя, скептического отношения к мистике он не утратил. В существование Черного и Белого богов, создателей этого мира, решительно отказывался верить, считая религиозные представления обитателей Хазгаарда красивой легендой, придуманной кем-то для собственного блага. Может, изобретенной самим владыкой Сарконом. Не зря же он объявил себя сыном Черного божества, а почти позабытое Белое божество окрестил покровителем разобщенного и слабого человечества.
– Ты не веришь в существование Белого божества, – констатировала Медея, склонила голову, разглядывая Митрохина ясными синими глазами.
– И Черного тоже, – ответил Иван Васильевич. – Вот что скажу тебе. Люди устали от бесконечных переходов. Им хочется наконец остановиться. Разбить лагерь основательно, а не сидеть на тюках, ожидая, когда ты снова позовешь их в дорогу.
– Думаешь, я не вижу, что людям тяжело?! – колдунья вздохнула. – Но если мы не будем перемещаться, нам не избежать схватки с врагом. А к полномасштабному конфликту мы пока не готовы.
– Но мы постоянно сражаемся, – возразил Митрохин.
Несколько раз действительно происходили серьезные стычки с джиннами. Присылаемые Сарконом вооруженные отряды натыкались на яростное сопротивление со стороны людей. И ни разу у врагов не получилось застать их врасплох. Всякий раз нападающая сторона оказывалась в худших условиях. И всегда люди уходили победителями, унося с собой многочисленные трофеи – магическое оружие и доспехи.
