отвечать уклончиво, все больше рассказывая о воле Белого божества, и он сделал вывод, что «богочеловечинка», как с недавнего времени он ее называл, и сама не знает, как быть, предпочитая войне пустое бездействие.
– Долго это будет продолжаться?! – рычал Митрохин, в очередной раз заведя старый разговор. – Или ты мне говоришь, что задумала, или лично я сваливаю. Ясно?!
Митрохин кривил душой. Идти ему, в общем-то, было некуда. Медея прекрасно это понимала, но проявила тактичность и проговорила мягко:
– Ну, хорошо, Ваня. Я скажу тебе. Столкновение неизбежно. Я только хочу, чтобы пролилось как можно меньше крови.
– Если оно неизбежно, почему не пойти прямо сейчас и не взять дворец Саркона?! – выкрикнул Иван Васильевич и взялся за рукоять меча, демонстрируя решимость хоть сейчас разделаться с владыкой Хазгаарда.
– Ты стал очень воинственным, – ответила Медея, разглядывая его так, словно только сейчас увидела в первый раз.
– А ты стала инертной, – отозвался Митрохин. – И не знаешь, чего хочешь…
– Да, я стала намного старше. И мудрее…
– Да я не об этом… – отмахнулся Иван Васильевич.
– И я не об этом. Поверь мне, еще не время.
Но ждать осталось недолго.
– Нас больше! Мы победим! Надо действовать!
– На их стороне – магическая сила. У них есть оружие, которое мы не можем использовать. В душах людей живет многовековой страх. Они пока не готовы. Они постепенно укрепляются духом, и с каждым днем они все тверже, но пока я совсем не уверена, что, встретив легионы Саркона, люди не побегут.
– Они не побегут, – пообещал Митрохин, – они ненавидят джиннов так же, как и я. Они слишком долго распоряжались нашей судьбой. Моей судьбой. Они отняли у меня все, что я имел. А теперь моя, наша, очередь распорядиться их жизнями.
– Ваня, Ваня, – Медея покачала головой, – я вижу, что нас ожидает. Крови прольется много.
Очень много…
– И пусть прольется, – тряхнул головой Иван Васильевич, – если это неизбежно. Я готов биться.
– Это безрассудство…
– Безрассудство – вот то, что во все времена являлось главной движущей силой. Вот то, что толкало прогресс. И во мне всегда жило это самое безрассудство, способность идти на риск и побеждать.
– Мы не можем позволить себе быть безрассудными, – колдунья приложила ладонь к груди, – нас ведет высшая сила, которая говорит, что все свершится в свое время. Так, и только так… Присядь рядом со мной.
Это было так неожиданно, что Иван Васильевич растерялся.
– Присядь…
Митрохин опустился на циновку, сел, привычно сложив ноги.
– Тебе надо успокоиться! Все произойдет в свое время.
– Да?
– Да… – Иван Васильевич замолчал, пребывая в задумчивости. Решил поделиться, выдержав короткую паузу:
– А я стихи стал сочинять мистического содержания.
– Прочитаешь? – заинтересовалась Медея.
– Ну, если тебе интересно… – смутился Митрохин. – Я вообще-то стихи раньше никогда не писал. Но тут с душой что-то странное творится.
Захотелось поэзии. На память я мало кого помню.
И вот сам сочинил.
– Прочти, – попросила колдунья.
– Хорошо… – согласился Митрохин и начал читать на память:
– Что это за институт? – поинтересовалась Медея.
– БелНИИ, я там работал на кафедре милиорации. Ну это еще перед тем, как в Москву приехать.
Правда, там никакой мистики не было. Обычная работа. Это я уже сейчас придумал. Наверное, на меня
