– Нет. Я просто вспомнила кое-что.
– Что?
– – Много всего… Не важно.
– Лучше бы ты что-нибудь полезное вспомнила.
– Я и полезное тоже вспомнила. Только не знаю, помогать вам или нет после того, как вы всю вину на меня переложить хотели.
– Эх ты, – возмутился Митрохин, – это ж я в сердцах. А так я с самого начала думал – не виновата Медейка, это все я, злодей, учинил не пойми что.
– Врете вы все, – сказала колдунья, – ну да ладно. Вы мне почему-то симпатичны, поэтому я вам помогу.
– Симпатичен? – удивился банкир. – Я?!
Таких слов ему давно не приходилось слушать, и он даже растерялся от того, что кому-то может быть симпатичен. Его называли акулой, мерзавцем, кровососом. Симпатии, во всяком случае, он не вызывал.
«Ей что-то от меня нужно, – настороженно подумал Митрохин, – иначе с чего бы она стала говорить такие вещи».
– Только не думайте, что мне что-то от вас нужно, – словно прочитав его мысли, заметила Медея. – Я вам так помогу. Просто потому, что никогда людям по-настоящему не помогала. Верно он сказал. Все ради себя да ради себя.
– Вот это правильно, – одобрил Митрохин, – иногда и для других нужно что-нибудь сделать. Я и сам время от времени думал – надо бы какую-нибудь благотворительную акцию учинить, чтобы сироток малых порадовать или инвалидов каких-нибудь умственных. Ведь если для кого-нибудь безвозмездно что-нибудь сделаешь, оно для души хорошо. В смысле почувствуешь себя иначе.
– Я кое-что придумала, – сообщила колдунья.
– Ага, – встрепенулся Митрохин и покосился на монстра, который шел позади, медленно переставляя ноги, и с увлечением ковырял в носу, временами вынимая палец и рассматривая его с интересом.
– Значит, так, – зашептала девушка:
– Как только я дам команду, сбивайте ифрита с ног…
– Ифрита? – переспросил Митрохин. – Я?!
– Да. Этот урод называется ифритом.
– Ага, это я уже понял.
– Как собьете его – хватайте меня за руку. Может, удастся отсюда убраться, есть у меня в запасе одно непроверенное… – она замолчала, увидев, что ифрит склонился к пленным и оттянул мочку огромного уха, прислушиваясь к разговору.
Митрохин утвердительно кивнул, глядя на краснорожего с ненавистью и отвращением:
– Я тебя понял, подруга. Ты, должно быть, немного того… сбрендила? Ты посмотри на этого хрена и на меня…
– Только бы получилось, – пробормотала Медея.
– Ты меня совсем не слушаешь? Где я и где он?! У нас весовая категория разная.
– Вы должны постараться, – девушка сделала умоляющие глаза, – иначе совсем ничего не получится. Ну нас же уничтожат. Как вы не понимаете, У нас один только шанс и остался…
Митрохин крякнул:
– Чувствую я, добром это не кончится… Пристукнет он меня.
– Не успеет, – уверенно сказала Медея.
Митрохин покосился на нее с недоверием:
– Слушай, а ты, правда, о власти мечтаешь?
– А что? – скривилась колдунья.
– Да ничего, интересно просто…
– Думайте лучше о деле.
– М-да, характер у тебя еще тот, – повторил Иван Васильевич и подумал, что, хотя она и считает его симпатичным, лично он не хотел бы с такой девушкой иметь ничего общего. Только настроение и умеет портить. Да еще истеричка в придачу. Вон как в зале суда разрыдалась. А казалось бы, чего рыдать. Всего лишь приговорили к разбалансировке и аннигиляции. А впрочем… Митрохин глянул на Медею исподлобья. Симпатичная. И очки на курносом носике ее не портят. Только молодая больно. Сколько ей – восемнадцать, двадцать? Может, выглядит моложе?!
Впереди замаячили металлические двери. Митрохин вытер пот со лба. И в зале суда, и в коридоре, по которому их вел ифрит, царила ужасная жара. В Москве такой не бывает. Только на югах, в разгар сезона.
– Давайте! – крикнула Медея.
Митрохин рванул с места и врезался головой в массивный живот. Ощущение было такое, словно он боднул каменную статую. Ифрит даже не покачнулся, зато Ивана Васильевича будто оглушили. Он замотал ушибленной головой, попятился, краем глаза успел заметить, что девушка совершает странные пассы и кричит в голос.
