Все мужчины влюбляются глазами. А самодовольный сердцеед Гаврик с его глубоко скрытым комплексом неполноценности — тем более.
В маленьком зале загородного ресторанчика царил уютный полумрак. Вышколенные официанты бесшумно скользили по проходам, в то время как взыскательная публика благоговейно внимала джазовым аранжировкам незабываемых старых мелодий.
Великолепно исполненный небольшим оркестриком «Караван» Дюка Эллингтона сменило будоражащее «Бесаме мучо». А следом поплыла сентиментальнейшая «История любви». Исполняющий соло саксофон был просто бесподобен.
И все это время Гаврик не мог оторваться от дразняще близкого — всего-то через стол — вызывающе откровенного декольте как будто ничего не замечающей, полностью захваченной музыкой одуряюще красивой, соблазнительной женщины.
Ему страстно хотелось выпить. И не слабенького винца, а ха-ароший стопарь коньяку. Еще лучше — водки. Но в зале никто не гулеванил. Даже не шумел громко, куражась. Еще Гаврику хотелось подсесть поближе к красавице, потискать незаметно пусть даже коленку. Но что-то подсказывало ему — не стоит пока этого делать.
Кто его знает, чем затея кончится. Могут и по морде насовать. С таким характером, как у ревизорши, — не фиг делать, прям на людях схлопочешь. Еще и виноват останешься. С горя фирмач совсем было решился назло всем заказать оркестрантам суперклассическую «Мурку». Или хотя бы что-то типа: «Эй, налей-ка, милый, чтобы сняло блажь…» Но, глянув на одухотворенное лицо саксофониста, понял — номер не прокатит. Этих купить — никаких бабок не хватит.
Оставалось одно — терпеть покорно. Ждать, когда лабуда кончится.
В перерыве Александра наконец-то соизволила заметить изнывающего от скуки, окончательно сопревшего в шерстяной тройке, измученного вынужденным бездельем спутника. Предложила заказать марочного коньяка.
Обрадованный Гаврик в два счета осадил половину пахучей янтарной жидкости, после чего пришел в прекрасное расположение духа. Не зная, о чем говорить, принялся хвастать, какие они в «Парусе» крутые и какие у них везде подвязки.
Жалко, баба оказалась малость трюхнутой. Пришлось объяснять по ходу, что подвязки — это не то, что на ноге носят. Типа — связи, понимаешь? Мосты, короче… Во-во! Знакомства полезные.
Александра с самого начала не верила, что этот самовлюбленный и трусоватый человечишка мог оказаться убийцей ее мужчин. Не чувствовалось в Гаврюше той внутренней силы, что способна подвигнуть иногда людей на решительные, пусть даже кровавые, поступки.
Цель у красавицы была, на первый взгляд, простой и легко выполнимой: вскружить голову коммерсанту, а затем незаметно выведать — кто из его знакомых оказался настолько опасен и жестоко безжалостен, чтобы организовать двойное убийство. Вращающийся в предпринимательской среде директор «Паруса» наверняка догадывался или даже точно знал, кто заказал Лешу и Володю.
Слушает пьянеющего фирмача Александра, коньячка подливать не забывает. Полюбопытствовала на всякий случай:
— Вы так интересно говорите… В тюрьме случайно не сидели?
Боднул башкой воздух Гаврила. Качнул ею согласно, мрачнея:
— Был грех… по молодости. Два года на хозяина горбатил.
Поджалась внутренне красавица. Володя что-то про хулиганов говорил. За такие проступки никогда много не давали… Быстро разговор в сторону увела.
Только перед самым закрытием к главной теме подступилась:
— Вы говорили, в банке соучредителем состоите. Случайно не в том, где председателя убили?
Вздохнул тяжко Гаврик. Насторожился:
— А что?
— Ничего. Хотелось просто узнать, за что банкиров убивают. Я думала, они — тихие, мирные люди. Что-то вроде бухгалтеров.
— Да не-е… Этот резким был. Через плешь всех кинуть мылился.
— Как это?
— Половину пайщиков из банка убрать. Вот как!
— И вас?
— И нас тоже.
Улыбается натянуто Александра. Сама чувствует, что фальшивит, но ничего поделать не может. И коммерсант трезветь начал. Пришлось остатки коньяка ему подсунуть. Только потом к самодеятельному допросу вернуться:
— Раз уж заговорили об убийствах, позвольте спросить: а про вторую жертву из бизнесменов вы не слышали?
— Это Леха-то — жертва? — смачно чавкнул закуской фирмач. — Тому волчаре палец в рот не клади. Руку по плечо оттяпает!
— Но ведь…
— Знаю, в курсе, — вытер салфеткой лоснящийся подбородок Гаврик, — я и с ним на ножах был…
Заиграла вдруг блудливая улыбочка на мокрых губах. Взгляд сальным сделался:
— Дело прошлое. А че ты за него интересуешься? Я слыхал, на похоронах тебя видали?
Спас Александру автоматический рефлекс. Фыркнула сердито, недовольно поводя голыми плечами:
— Когда это мы успели на «ты» перейти? Грубить изволите, молодой человек?!
И с игривым блеском в ставших неожиданно шаловливыми синих глазах:
— Вы мне нравитесь, Гаврик. Не заставляйте разочаровываться.
Растроганный фирмач полез лобызать даме ручку.
Вовремя разгадала маневры окосевшего кавалера Александра. Она еще за столом заметила, как разгорелись постепенно в зрачках Гаврика похотливые огоньки. Поднырнула ловко под пьяно упертую в крышу машины мужскую руку, на переднее сиденье ускользнула.
Пришлось коммерсанту одному сзади развалиться. И в подъезд проводить не пригласили. Просьбу прямую о рюмке чая отклонили. Ну чем не стерва, а?! Внаглую продинамила!
Уехал домой ни с чем обозленный фирмач. А Александру дрожью крупной вдруг пробрало. Все внутри похолодело. Зубки сахарные испуганно стукнули.
Ужас, что творится! Все совпадает! И в тюрьме побывал, и Володей был недоволен. А еще с Лешей конфликтовал. Неужели?..
Но не тянет Гаврик на хладнокровного убийцу. Никак не тянет. Его даже не мэр, жирный клоп из ЖКХ с извинениями прислал. Сильные люди до такого не унижаются…
Но почему он все время «мы» повторял? Почему во множественном числе о себе рассказывал? Может, имел в виду коллектив? Или… кто-то за ним стоит? Как в «Золотом теленке» — подставной зиц- председатель…
Опять же, какой из Гаврика мафиози? Или из обросшего салом масенького директора коммуналки?.. И вообще, откуда в городе — это у нас-то! — организованная преступность?..
Тьфу ты, нелепость какая-то! Дикость и варварство. В Москве — может быть. Вполне. В столице никогда порядка не было, джунгли одни сплошные. Но только не у нас… А вдруг?! Замучили сомнения бедную женщину. С одной стороны, с другой стороны… И проверить никак нельзя. Не к следователю же обращаться.
Так-то ничего мужчина. Интересный. Глаза влюбленные… Но — недалекий. Слишком долго в одном кресле сидит, вот и уверовал в собственную непогрешимость… Слепец!
