Снова Антона слегка приморозило. Форма боевая вернулась. Теперь на чернявую потянуло. Та поумней оказалась. Махом трусики сдернула.
Подмял под себя смугляночку фирмач. Пошел махать, та лишь ойкает. В восторг от мощи небывалой сначала впал, потом неладное почуял. Финиша-то победного нет! Тю-тю. Елозил-елозил, тужился-пыжился, а все никак. Выдохся уже. Изнемог. Достоинство дыбом, сам как кисель. Пот едучий ручьями, ноги-руки дрожат, дыхание сперло. Будто вагон кирпичей один раскидал. Сдался наконец. Сполз с марухи обессиленно. И тут ломка по новой достала. Скрутило коммерсанта. В башке мрак кромешный. Ни лучика. Горечь во рту. И такая муть внутри, что выть хочется. Дал бы кто пистолет, застрелился бы.
Поднял затосковавшие глаза Антон, к Вадиму обратился:
— Дай…
— Загнешься, дурень, — отсоветовал веселый уркач. — Нельзя сразу много.
Мигнул голым девкам, чтоб убирались, закурить кенту предложил. Подсел с таинственным видом:
— Хочешь кайф постоянно иметь? Не за бабки?..
Промолчал Антон. Он в этот момент мысль тягучую обсасывал. Тоска запредельная достала. Вены, что ли, порезать?.. И Вадим больно ласковый. Никогда таким не был… Дразнится, сволочь. Чтой-то вымутить хочет…
— Ты, Антоха, мэру нашему вроде шуряка приходишься, — журчит вкрадчиво над ухом. — Льготы разные имеешь. Менты позорные к тебе не суются. Помог бы браткам, а? Я тебе дури хоть мешок насыплю и телок обеих отдам. Дери их днем и ночью — во че захочешь. Слова против не скажут. Еще и рады будут…
Хочется Антону крикнуть: «Так сейчас дай! Не тяни, а то точно повешусь!»
Вместо этого разлепил ссохшиеся губы, выдавил с трудом:
— Че надо?
— Пустячок, Антоха. Товар на склад принять. Не бойся, не наркота. Так, бумаг кой-каких не хватает. Зато пахан спасибо скажет.
Стукнуло в башку коммерсанту. Камыш, сука! Бабки халявные из кармана увел! Но тут договор с крученой контролершей в памяти всплыл.
Поднял чугунную голову фирмач. Прохрипел со свистом:
— Пусть Камыш сам скажет. Тогда согласен.
Рассмеялся натянуто Вадим. По плечу дельца хлопнул:
— Заметано. Рявкнул во всю глотку: — Валька! Чеши сюда, кореша лепшего обслужи! По полной программе.
Мурат позвонил уже на следующий день. Поздним вечером. Заявил без обиняков, с ходу беря быка за рога:
— Вы мне нравитесь. Хочу встретиться.
Рассмеялась воркующе красавица:
— А Камыша не боитесь? Он же вроде у вас главный?
— Я сам себе главный! — мгновенно вспыхнул горячий джигит. — Никому не подчиняюсь.
Остереглась пока Александра. Не стала давить на больную мозоль. Успеется еще подразнить. Злобу в мужичке разбудить.
Понизила голос до волнующего шепота:
— Знаете, на самом деле я ужасно азартная женщина. Раз вы приглашаете, поедемте в казино. Только чур, рассчитываться будете вы.
— Обижаешь, красавица! Разве может настоящий мужчина позволить женщине тратить деньги? Конечно, плачу я! Когда едем?
— Да хоть сейчас! Они, кажется, до утра работают?
— Еду! — коротко бросил в трубку еще не верящий в привалившую удачу кавказец, отключаясь от связи.
— А где же ваша очаровательная спутница? — со скрытой иронией поинтересовалась Александра, грациозно усаживаясь на вкусно пахнущее новой кожей скрипучее сиденье.
Сраженный наповал горец молча пучил и без того большие горящие глаза. Столь потрясающий эффект был достигнут легко и просто.
Главное в извечной женской битве за внимание — не переставать изумлять до невозможности простодушных мужчин. Поражать все время воображение, не давая приходить в себя. На этот раз на Александре было надето обманчиво скромное «маленькое черное платье» от знаменитого парижского кутюрье. Подарок покойного Володи, настоящего знатока и ценителя истинной красоты…
Заметила Александра, как сама собой потянулась к ней волосатая смуглая лапа. Скорчила презрительную гримаску:
— Надеюсь, вы не собираетесь меня изнасиловать?
Отдернул руки, будто обжегшись, кавказец. Слюну громко проглотил. Засмеялся принужденно: — Потрогать хотел. Даже не верится… Вы… вы совсем другая! Давайте на «ты» перейдем. Зовите меня Муратом. И вот…
На подставленной лодочкой мужской ладони непостижимым образом оказалась уже раскрытая небольшая коробочка. Из обитой бархатом глубины блеснул сверкающий острый лучик.
— Я знаю, ты любишь украшения. Не обижай, прими в подарок.
Подивилась про себя Александра. Ну, господа воры! Сплетничаете вы не хуже базарных кумушек. Уже про Камышовы подношения растрепались.
Сыграла становящуюся привычной роль хапуги, выхватила с показной жадностью тончайшей работы алмазные сережки. Бросила нарочито грубо, не отрывая изучающего взгляда от переливающегося гранями драгоценного подарка:
— Если это не приглашение в постель, тогда — беру!
— Зачем обижаешь? Джигит любовь не покупает!
А у самого кадык ходуном ходит. Руки дрожат, глаза лопнуть готовы. Дай такому волю, тут же и завалит. Водителя даже не постесняется. Урод!
Глава 9
Тяжелая ладонь с размаху приложилась к бледной и дряблой щеке матери. Казалось, такая оплеуха способна вывернуть шею, но мать покорно молчала, с непонятной апатией подставляя другую щеку для следующего удара. Отец бил неистово, сильно и методично. Он только распалялся при виде беспомощно мотающейся головы жены и, сатанея, выплевывал в распухающее немолодое лицо самые отборные и грязные ругательства.
Но это не был рядовой мат не помнящего себя после очередного стакана закоренелого алкоголика. Истязание было осмысленным и шло из темной глубины уязвленного мужского самолюбия. Со сладострастным садизмом отец выспрашивал все новые и новые живописные подробности очередной вымышленной связи своей якобы неверной супруги.
Он не просто допрашивал, а с наслаждением смаковал каждую только что родившуюся в пьяном угаре особо изощренную деталь. Досконально обсасывал собственный бред, красочно расписывая самые похабные, самые непристойные позы и способы плотской любви. И отпускал несчастную женщину только после полного, чистосердечного признания. Всего лишь за тем, чтобы загнать ее на ночь в ванную.
Следом летел Он. Под яростный матерный рык: «Щенка своего с собой забери! Он не мой!»
А потом они с тихо плачущей матерью всю ночь сидели, обнявшись, в темной клетушке, с затаенным ужасом ожидая очередного вторжения разошедшегося папашки. Тот мог ворваться в любую минуту. И начать все сначала.
