при его упоминании смертным следует трепетать, бухаться на колени. И почему его именем совершается самое больше зло в мире. Во время крестовых походов вырезались целые деревни. Мы – другое дело, существа подневольные, низшего, так сказать, порядка, от нас мало что зависит. Но он-то всемогущ. Почему же в мире до сих столько зла?! Не скажешь?! – Бес замолчал.
– Ты у меня спрашиваешь?! А мне почем знать.
– Безнаказанность. Способность оправдать любые свои поступки. Вот, что ими движет. Они, видишь ли, могут объявить любого Воином Христовым – это такое почетное звание, которое дает вседозволенность. Так вот Вечный мент – Воин Христов. И Артемий Посадский, ad notam [18], тоже. А спроси меня, за что ему такая привилегия назначена – карать по своему усмотрению, я отвечу – не знаю. По мне, так это совершеннейшая дикость.
– М-да, – согласился я. – Двойная мораль получается… Им, значит, можно. А мне нельзя.
– И тебе можно, Васисуалий, – Кухериал быстро закивал, – они, конечно, тебя осудят. Но те, кто с тобой, кто вел тебя по жизни, никогда. А если ты Светоча убьешь, как мы с тобой задумали, тебя не то что не осудят, превозносить начнут. И станешь ты в роскоши купаться и наслаждаться вечной жизнью.
– Звучит заманчиво, – сказал я.
– То-то и оно. К слову сказать, многие заповеди у меня очень большие возражения вызывают. Взять хотя бы эту: возлюби ближнего своего… Ближнюю ещё куда не шло, но ближнего… Так что рассудительно надо к Заповедям подходить. Ведь люди как думают? Услышали, что Христос де сказал то-то и то-то, и без всякой вдумчивости воспринимают их напрямую, не понимая толком, что имел в виду учитель, что он хотел на самом деле сказать. И еще по поводу морали хотел тебя просвятить. Мораль, она, видишь ли, меняется со временем. Надо же учитывать исторические реалии, особенности культур-мультур. Сейчас, к примеру, тоже очень непростые времена на предмет морально-этических норм. Многие просвещенные люди, и даже глубоко верующие, ad exemplum [19], уверены, что содомия – это нормально. Главное, полагают эти гей-гуманисты, чтобы люди любили друг друга. А каким способом они это делают, им абсолютно неважно. Они даже выступают за однополые браки. Ты, наверное в курсе.
– Элтон Джон – их любимый певец, – поддержал я. – Не люблю извращенцев.
– Среди певцов таких хватает. И за океаном, и в России. А возьмем мораль священной книги. Вспомнить хотя бы историю Лота, – Кухериал прищурился, – родственника Авраама, живущего в Содоме. Когда к нему в гости заявились святые, парочка ангелов, жители стали ломиться в дом, требовать гостей, чтобы немедленно «познать их». Славно обстояли дела в Содоме, нечего сказать. Приходишь к кому-нибудь в гости, а там такое… Лот гостей отказался выдать, зато предложил отдать им на потеху двух невинных дочерей. Согласно библии, Лот – настоящий праведник и поступает очень правильно. А тебе, Васисуалий, не кажется его поступок аморальным? Ты бы как поступил на его месте?
– Начистил бы содомитам рожи!
– Крайне непредусмотрительно. Их было много, они бы могли начистить рожу тебе, чтобы потом тебя познать… Куда мудрее было бы выдать им своих гостей-ангелов. Все равно они создания бесплотные, хотя и могут обретать форму, если потребуется.
– Ну, да, пожалуй, лучше было бы отдать содомитам гостей, – согласился я, подумав, что бес обладает поразительной способностью. Какие бы истины он не втолковывал, сразу хочется с ним согласиться. А если вернуться к его словам позднее, все, что он говорил – сущая ересь. На то он и искуситель, чтобы умело убеждать. На то я и человек, чтобы умело не поддаваться. – Так, что же, объект – убийца.
– Говоря по правде, – Кухериал решил проявить откровенность, – поначалу он никого не убивал. Был сущим тюфяком. Сильно переживал, обнаружив после очередного провала в памяти, гору трупов. Если бы не Гавриил со своей склонностью размахивать разящим мечом направо и налево, мы бы да-авно его кончили. Но потом он, что называется, вошел во вкус, почувствовал себя неуязвимым, поразмышлял на досуге и вывел теорию, что он де послан на землю, чтобы сеять справедливость. Затем поделил людей на плохих и хороших и принялся искоренять преступность. Методов не разбирал, шел напролом, чем доставил святым и, в частности, Гавриилу немало волнений. В общем, Светоч начал потихоньку съезжать с катушек.
– На его месте любой бы свихнулся, – заметил я.
– И что ты думаешь, – продолжил Кухериал, когда мы отпили еще портвейна «13», – святые таки устроили своего подопечного. Вот ведь пробивные сволочи. В конце тринадцатого великого индиктиона, пятьсот тридцати двухлетнего пасхального цикла, когда сила их была поистине огромной, а нам приходилось туго, пропихнули Андрея в Московию. А еще через несколько десятилетий сделали приближенным самого царя Иоанна.
– Это какого Иоанна? – С историей у меня было не слишком хорошо, но даже я помнил, что Иоаннов в России было несколько. Не меньше четырех.
– Грозного. Его в народе еще Кровавым называли. Очень удачным правление для России оказалось. И в народе, аd vocem [20], царя любили и почитали. Я тогда таким честолюбивым не был, как сейчас. Мне достаточно было, что мой человек греховодничает, взятки берет, холопов обижает на государственной службе. В общем, спокойно мне тогда жилось. На большее я и претендовать не мог, дюже крепкий и наглый ангел-хранитель попался. А уж для Андрея Гавриил расстарался. Карьере его любой мог бы позавидовать. Так на самый верх возносятся либо сынки высокопоставленных чинуш, либо любимцы богов. В том, что Андрюша – любимчик бога-отца можешь даже не сомневаться. В общем, рассказываю все по порядку…
В середине шестнадцатого века Андрей сделался опричником, вошел в личную «тысячу» Ивана Грозного, и его возможности существенно расширились. Он, ad exemplum [21], имел теперь право карать любого преступника, не спросив высшего позволения.
Воин Христов в шестнадцатом веке распоясался до такой степени, что уже не отягощал себя более тягостными моральными страданиями. Потому что твердо уверовал – всякий, кто совершил преступление, достоин смерти.
Что касается Ивана Грозного, то он поспешности в судебных делах не одобрял. Был он малость не в своем уме, это правда, о чем его приближенные знали не понаслышке – приходилось иногда испытывать на себе гнев Государя, вызванный его душевным нездоровьем. Хотя в детстве он, находясь под влиянием фаворита матери Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского, был склонен к излишней жестокости, развлекался тем, что сбрасывал с колокольни кошек, и даже, находясь в болезненном припадке, забил лично до смерти несколько человек, в деле вынесения смертных приговоров, обладал удивительной щепетильностью, без особой надобности не карал. А если и посылал кого на казнь, то после долгих, тяжелых раздумий. Не такими были прочие монархи из «цивилизованной» Европы, где счет жертв исчислялся тысячами. Поговаривали, царь Иван проявляет такое благодушие, потому что боится кары небесной. Набожность царя тоже была довольно странного свойства – она проявлялась время от времени, доходя от совершенного безбожия до абсолютного фанатизма. В эти периоды государю казалось, будто видит он нечто особенное, недоступное взгляду обычного человека. А ведь так и должно быть – только помазанник божий различает свет, дарованный Господом. А все остальные – пребывают во мраке неведения. На самом деле, странности в поведении царя объяснялись причинами куда более прозаическими. Он страдал раздвоением личности. Точнее говоря, в царе Иоанне уживались целых четыре личности. Между прочим, некоторые современные историки так и говорят, что не было, дескать, Иоанна Грозного, а было целых четыре царя. В принципе, они недалеки от истины.
В один из дней, когда царь Иван «был с богом на короткой ноге» – верх взяла личность кроткая и в высшей степени богобоязненная – случилось ему встретить простого мытаря. Рядовой сборщик налогов, по должности волостной воевода, оказался представлен Государю. Вышло это совершенно случайно – воевода в качестве телохранителя сопровождал опричника, которому исправно служил на протяжении многих лет. Царь сразу разглядел в этом человеке нечто особенное, а именно – божественный свет. Он один отчетливо видел, что тот источает тончайшее сияние, какое бывает исходит от икон, когда они слышат, что помазанник Божий к ним обращается. Пребывая в сильном волнении, царь поднялся с трона, подошел к мытарю и спросил, заглядывая в голубые глаза:
– Скажи, как на духу, кто ты?
– Служу богу и государю на этой земле, – ответил Андрей. – И больше мне о себе рассказать нечего. –
