воскресить всех мертвецов, то на матушке-Земле просто не останется места. Колонна скрывалась вдали, за грозовым горизонтом, ей не было видно конца.
Зрелище это показалось мне не столько страшным, сколько отталкивающим. Однажды мне довелось видеть, как вели военнопленных, но там была всего тысяча, они были одеты в прокопченный войной камуфляж и держались с достоинством. У них была гордость. Что касается грешников, то дух их был давно уже сломлен, никто из них даже не пытался поднять головы. Они шли, вперив в землю тусклые взгляды, не смея даже посмотреть на своих мучителей.
Интересно, куда их гонят?!..
Я дождался, пока человечье стадо скрылось вдали, спустился с холма и пошел в противоположном направлении. Очень не хотелось разделить участь этих несчастных. К тому же, они уже умерли, а я пока нет – выходит, муки ада я не заслужил.
Я шел довольно продолжительное время, пока не ослеп… Секунду назад вокруг ясный день, но уже через мгновение неведомая сила вырубила свет. На этот раз я повел себя разумнее, чем раньше. Паника так и плескалась внутри, готовясь вырваться наружу, но я не дал ей не малейшего шанса. Опустился на четвереньки и попытался рассмотреть хоть что-нибудь в густом мраке. Ничего – ни лучика света, ни смутных очертаний адского пейзажа. То есть совсем ничего. Слепота.
Страх перед увечьем – один из самых сильных. На войне я боялся отнюдь не смерти. Смерть сама по себе не страшна. Атеисту она представляется черным небытием, над которым не властны органы чувств. Небытие успокоительная штука – нет ни боли, ни страданий, ни даже обыкновенной душевной маеты, какая сопровождает всякую человеческую жизнь. Куда больше меня пугала перспектива остаться калекой – без рук, без ног, потерять зрение. Но я вернулся с войны здоровый телом, хоть и с подавленной темной душой. И вот теперь кошмар воплотился – не на войне, а здесь, в адских пределах.
Продолжая бороться с накатывающей паникой, я медленно поднялся и, старательно обшаривая сумрак, чтобы не налететь на преграду, двинулся вперед. Я ступал осторожно, опасаясь сорваться в пропасть. Вокруг царила такая тишина, что если бы не звук моих шагов, я бы решил, что не только ослеп, но и оглох.
Свет вернулся внезапно. Резануло по глазам, пришлось даже зажмуриться. Я стоял в той же зеленой долине. Кругом был день. Над головой плыли серо-голубые тучи. Медленно повернулся. Тот же пейзаж. Никаких изменений. Сделал шаг – и снова ослеп. Отступил назад – зрение вернулось ко мне. Странная аномалия. Нелогичная. Зачем кому-то устраивать посреди долины, завесу мрака, неразличимую человеческим глазом? И сам себе ответил, что в аду логики быть не может. Во всяком случае, привычной для человека логики. Идти куда-то расхотелось, и я сел в мягкую траву.
Было невообразимо жутко остаться в аду в совершеннейшем одиночестве. Там, где тебя на каждом шагу поджидает неведомая опасность. Но и оставаться на месте, как выяснилось, было не лучшим решением. Вскоре завеса тьмы передвинулась, и вновь накрыла меня. Только теперь в темноте я был не один. Меня кто-то ухватил за плечи и потянул за собой – в сумрак. Я с криками вырвался на свет и вновь побежал прочь.
Что-то произошло метров через пятьдесят. Мир словно перевернулся вверх тормашками, и я перенесся в каменный лабиринт. Замшелые древние стены, песок под ногами. Некоторое время я обалдело озирался, а потом двинулся в неизвестном направлении. Я блуждал в лабиринте долго, очень долго, постоянно слыша за спиной протяжные вопли и наблюдая скользящие по стенам тени, пока, задыхаясь от ужаса, не выбрался в обширный зал.
Здесь мне явилась женщина с пепельно-серым лицом. Она марионеточно двигалась и открывала рот, из которого рвался тонкий визг – словно в ее утробе был заключен младенец, не способный выбраться наружу. Потом я заметил, что в одной руке женщина сжимает конец петли, наброшенной на шею. Едва я сделал это кошмарное наблюдение, как она рванула веревку вверх и взлетела на несколько метров над землей, изображая повешенную. Младенец продолжал надрываться.
Медленно перемещаясь, она стала приближаться. Я попятился, и уперся спиной в твердый камень – лабиринт сомкнулся, оставив меня в ловушке, наедине с этим кошмарным демоном. Я потянул из кобуры верный «АПБ» – надеюсь, пули на нее подействуют.
Чудовищное создание потянуло ко мне тонкие руки, когда между нами внезапно возник Кухериал и заорал что было сил:
– Спокойнее! Это мой клиент!
Женщина рухнула на песок, как мешок с отрубями, и зашипела змеей:
– Кто ты, бес-с-с?
Я был счастлив уже тем, что больше не слышу вопли младенца.
– Искуситель Кухериал. А это – убийца Светоча. Мы направляемся к герцогу Вельзевулу.
– Что ж ты ос-ставил его с-совсем одного? – Адское создание искусало губы до крови, пребывая в сильном расстройстве оттого, что не успело добраться до меня.
– Моя оплошность, – признал Кухериал, и толкнул меня кулаком в грудь, так что я покатился кубарем и окался вдруг на зеленом холме.
Бес уже был рядом.
– Быстро прыгай на спину! – выкрикнул он. – Надо убираться!
Я не заставил себя долго упрашивать…
Первое время мы летели молча, пребывая в весьма подавленных чувствах. Бес, очевидно, испытывал досаду, от того, что потерял меня. Меня же до сих пор колотило от ужаса. Я никак не мог забыть глаза этой твари в лабиринте и вопли ребенка.
– Слава Сатане, я тебя нашел, – наконец, сказал Кухериал и скосил на меня черный глаз, – если бы ты знал, что я претерпел, пока тебя искал.
– Если бы ты знал, что
– Есть хорошее стихотворение по этому поводу, – перебил бес.
– К черту стихи! – возмутился я. – Я чудом выбрался. Эта ведьма…
– Это не ведьма, а демоническая леди, Морфенея, королева сновидений. Тебе очень повезло, что я появился вовремя. Если бы я не успел заметить, как она втаскивает тебя в лабиринт, сейчас бы ты был уже совершенно безумен.
– Я и так чуть не поседел.
– Что-то ты мне не нравишься. Раньше тебя было не так просто напугать. Нервишки сдают?
– Да что ты понимаешь? Там… там еще была река, полная кипящей крови.
– И что?
– Крови! Человеческой крови.
– Подумаешь… Здесь и не такое встретишь. Сейчас в аду осталось три реки, – поведал Кухериал, – та, которую видел ты, это Ахерон – река, несущая воды, полные крови мучеников и воинов.
– Да, я видел воинов на берегу. Целое поле. Они рассыпались в труху.
– Поля забвения. Тебе повезло, что ты не провел там слишком много времени. А не то не смог бы вспомнить ни меня, ни даже, как тебя зовут. Но все это цветочки по сравнению со второй полноводной адской рекой – Летой, рекой забвения. Пересечешь ее, и память отрубит мгновенно и, самое главное, бесповоротно.
– Еще я видел колонну грешников. Их тысячи…
– Я знаю, о чем ты. Ты говоришь, о великом походе грешников. Изобретательный ум Зарах Ваал Тарага измыслил это. Они бредут по кругу до скончания веков, не останавливаясь ни на секунду. Если кто-то из них падает от усталости или отстает от остальных, его рвут на куски церберы. А затем он снова оказывается в той же колонне. В самом ее хвосте. Все они при жизни обожали набить животы, избегая праведного труда, да и любых физических нагрузок, вот и получили то, что заслужили.
– А третья река? – поинтересовался я.
– Я уже упоминал о третьей реке. Она ледяная. Зовется Коцитом. В ней вмерзшие по пояс терзаются предатели. Иуда Искариот, убивший брата Каин, и прочие-прочие. Там полно неверных мужей и жен.
