Кришан с Парвати пытаются двигаться как можно быстрее, поэтому через каждые несколько метров чемоданы опрокидываются, а их содержимое рассыпается. Такси проезжают мимо, не обращая никакого внимания на поднятую руку Кришана. Рядом проносятся грузовики с солдатами. То с одной стороны, то с другой, то сзади, то впереди раздается пение карсеваков. Они уже совсем близко, поэтому Кришану и Парвати приходится спрятаться в подворотне. Парвати страшно утомлена, насквозь промокла, сари прилипает к телу, волосы свисают мокрыми прядями, а до вокзала еще целых пять километров.
– Слишком много одежды, – шутит Кришан. Парвати улыбается. Он берет оба чемодана, по одному в каждую руку, и идет дальше. Вдвоем они продвигаются по улицам, стараясь держаться поближе к дверям, в которых в случае чего можно было бы скрыться, съеживаются от страха при виде военных грузовиков, стремглав перебегают перекрестки, постоянно прислушиваясь к разным неожиданным и незнакомым звукам.
– Уже совсем недалеко, – лжет Кришан. У него ноют и горят мышцы рук. – Скоро уже будем на месте…
Чем ближе они подходят к вокзалу, тем больше народа становится вокруг. Люди идут, груженные разной поклажей, едут на рикшах, на телегах, на автомобилях. Человеческие ручейки сливаются в потоки, а те – в широкие реки из человеческих голов.
Парвати хватается за рукав Кришана. Стоит здесь потеряться – и все пропало. Кришан, сжав в кулаках пластиковые ручки, которые, как ему теперь кажется, сделаны из пылающих углей, упорно пробивается дальше. Он смотрит вперед, только вперед, мышцы шеи напряжены до предела, зубы сжаты. Кришан думает только о вокзале и о поезде, о поезде и о вокзале – и о том, что с каждым шагом они все ближе к желанной цели, и скоро он сможет наконец освободить свои исстрадавшиеся руки от невыносимого груза.
Теперь Кришану приходится немного замедлить шаг, чтобы войти в ритм движения толпы. Парвати прижимается к нему, боясь отойти даже на дюйм. Мимо протискивается женщина, у которой чадра полностью закрывает лицо.
– Что ты здесь делаешь? – шипит она. – Это ты навлекла на нас все беды!..
Кришан чемоданом отталкивает женщину, боясь, что ее слова могут распространиться по толпе и навлечь на них гнев окружающих. Он начинает понимать, что происходит: мусульмане покидают Варанаси.
– Как ты думаешь, мы сможем сесть на поезд? – шепчет Парвати.
И тут до Кришана доходит печальная истина: мир не изменит своего привычного движения из восторга перед их любовью, толпы не расступятся перед ними и не пропустят дальше, история не даст им прощения, которое она в конце концов дарует всем литературным любовникам. В их бегстве нет ничего романтического, ничего возвышенного. Они глупые, наивные молодые люди, запутавшиеся в собственных эгоистических иллюзиях. Сердце у него сжимается, когда улица поворачивает на привокзальную площадь, а потоки беженцев сливаются в такое грандиозное людское море, которое Кришану до сих пор никогда в жизни не приходилось видеть. Оно больше, чем любая из тех толп, что по окончании матча вы ходят со стадиона Сампурнананда.
Кришан уже видит сияющий купол входа в вокзал, громадные стеклянные холлы у билетных касс. Видит сверкающий под желтым светом фонарей поезд, стоящий у платформы. Поезд забит под самую крышу. Но в него все еще продолжают лезть люди. Кришан замечает силуэты солдат на бронетранспортерах на фоне предрассветного зарева. Единственное, чего он не видит, – это пути сквозь бескрайнюю толпу. А чемоданы, бессмысленные, идиотские чемоданы, тянут его вниз, вдавливая сквозь асфальт в почву и привязывая к ней, словно корнями.
Парвати тянет его за рукав.
– Сюда.
Она тащит Кришана ко входу в вестибюль. У края площади давление человеческой массы несколько меньше. Беженцы инстинктивно стараются держаться подальше от солдат. Парвати роется в сумочке, вытаскивает оттуда тюбик с губной помадой, на мгновение наклоняет голову, а когда поднимает ее снова, у нее на лбу оказывается красное бинди.
– Пожалуйста, ради господа Шивы, ради господа Шивы!.. – кричит она, обращаясь к солдатам и сложив руки в традиционном индийском жесте мольбы.
Выражение глаз джаванов невозможно разглядеть под зеркальными забралами боевых шлемов, покрытыми каплями дождя. Парвати кричит еще громче:
– Ради господа Шивы!..
Люди вокруг нее начинают поворачиваться, смотрят на молодую женщину и злобно ворчат. Они теснятся, толкаются, их гнев становится все более явным. Парвати умоляет солдат:
– Ради господа Шивы!..
И тут до солдат доходит звук ее голоса. Они видят ее до нитки промокшее, забрызганное сари. Замечают ее бинди. Джаваны спрыгивают с машин и разгоняют женщин и детей, оттесняют их, не обращая никакого внимания на проклятия, которые мусульманки бросают им в лицо.
Джемадар жестом подзывает к себе Парвати и Кришана. Солдаты расступаются, молодые люди проскальзывают мимо них, и шеренга вновь смыкается, становясь непреодолимой преградой. Женщина- офицер проводит Парвати и Кришана между бронетранспортерами и грузовиками, от которых даже в дождь исходит запах горячего биотоплива. В голосах, доносящихся из толпы у них за спиной, нарастает злоба и негодование. Оглянувшись, Парвати видит, как чьи-то руки хватают винтовку джавана. На какое-то мгновение силы двух противостоящих в этом столкновении сторон равны, но тут другой солдат поднимает приклад своей винтовки и с размаху опускает его на голову человека из толпы. Мусульманин падает, не проронив ни звука, только схватившись руками за лицо. Вместо него кричать начинает толпа. Крик растет, подобно шквалу. Но тут раздается свист пуль, и все находящиеся на площади падают на колени.
– Ну, – говорит джемадар. – Кажется, все в порядке. Пригнитесь. Что вы здесь делаете? Какой демон вселился в вас? Как вам могло прийти в голову отправиться в путь именно сегодня? – раздраженно произносит она.
Парвати и не предполагала, что бхаратские солдаты могут говорить с таким чисто женским раздражением.
– Моя мама, – отвечает Парвати. – Я должна к ней поехать, она совсем старенькая, у нее, кроме меня,
