–
3.650.000
Я передал листок Винсу. Он не ошибся – в каждой пачке ровно по пятьсот бумажек. Трудно поверить! Тридцать четыре тысячи сотенных! Два миллиона – Винсу и один – мне.
– Значит, Кармела не в счет? – спросил я.
– Ну ты же слышал все по радио. Все, что больше трех миллионов, делим пополам.
Итак, я стал владельцем миллиона трехсот двадцати пяти тысяч долларов. Я посмотрел на разбросанные по полу пачки.
– Давай одну распечатаем и разделим. Мне не терпелось.
– Валяй.
Развязывая узел, я порвал верхнюю банкноту. Пачка, освободившись от тугой бечевки, стала вдвое толще. Я на глаз разделил ее на две части и пересчитал половину. Двести шестьдесят две бумажки. Я взял двенадцать сотенных и переложил в другую стопку. Теперь поровну. Двести пятьдесят своих банкнот я сунул себе в чемодан пол одежду. Подумаешь, двадцать пять тысяч. Так, мелочь! Сверху была порванная банкнота. Я показал ее Винсу.
– Эту мы выбросим.
– Черта с два. Дай ее мне, а себе возьми одну из моих. Для друга ничего не жалко. Закурим?
Я достал сигареты и зажигалку. Винс взял порванную купюру за уголок и поднес ее к огню. Прикурив от нее, мы полюбовались, как она догорала в пепельнице.
– Вот уж не думал, что смогу себе такое позволить, – заметил Винс. И тут мы начали хохотать как безумные, до слез. Отсмеявшись, я вспомнил, что должен Винсу пятьсот долларов и хотел немедленно вернуть. Но он гордо отказался, не желая даже слышать о такой мизерной сумме. На мою долю пришлось двадцать шесть пачек. Пачку с пятисотдолларовыми банкнотами получил Винс.
– Мне будет их легче разменять, чем тебе, – объяснил он. Я любовно сложил свои двадцать шесть пачек. Но при взгляде на долю Винса где-то внутри у меня зашевелилось смутное недовольство. Впрочем, это чувство появилось так же быстро и исчезло. Мы запомнили, сколько пачек приходится на каждого, и я сложил все обратно в чемодан. Пришлось повозиться со сломанными замками, но они в конце концов защелкнулись, и я запер чемодан в стенной шкаф. После этого принес Винсу еще пару стаканов воды, помог дойти до туалета и уложил в кровать. Он сказал, что боль немного уменьшилась, но тело стало неметь. Симптомы были мне знакомы. Они не предвещали ничего доброго.
Вспомнив, что нужно перекусить, я вышел из домика. В ночном баре я купил два гамбургера и кофе. Отпирая дверь, я вдруг подумал о том, что, пока меня не было, Винс забрал чемодан с деньгами и смылся. Глупость, конечно, но в тот момент я был уверен, что не увижу его на месте.
Нет, он спал. Я решил, что ему необходимо поесть, и разбудил его. Он с трудом запихнул в себя гамбургер и отпил чуть-чуть кофе.
– Дальше-то что нам делать, – спросил я.
– Посмотрим, как будут заживать раны.
– Не думаю, что особенно быстро.
– Если все пойдет нормально, дней через десять я встану на ноги и смогу уехать.
– Куда?
– Есть одно укромное местечко. Теперь, после того как Кармела приказала долго жить, мне не нужно никуда заезжать.
– Я смотрю, ты не особенно ее оплакиваешь?
– Ты очень догадлив.
– Так где же ты хочешь провести эти десять дней?
– По-моему, Джерри, надежнее всего, а главное – удобнее, у тебя дома.
Я задумался. По-своему он был прав, но мне совсем не хотелось вешать на себя эту обузу. Распознать в нем таинственного мужчину, с которым разговаривал курьер в Тампе, проще простого.
– Послушай, а в Штатах ты легально?
– На этот раз – да.
– А ты понимаешь, чем я рискую?
– Твой риск не лишен здравого смысла.
– Винс! Чем больше риск, тем больше вознаграждение. Он посмотрел на меня и зевнул.
– Сколько?
– Еще одна пачка сотенных. Он присвистнул.
– Дорогая у тебя, однако, жилплощадь! Тот, прежний Джерри, который ломал замки у чемодана, никогда бы не потребовал такого. Но я был уже другим человеком, куда более жестким.
– Есть другой вариант. Я могу найти тебе квартиру и раз в сутки приносить еду.
– И сколько мне это будет стоить?
– Нисколько.
Он закрыл глаза. Время шло. Я уже решил, что Винс уснул, но он просто дремал.
– Ладно, поехали к тебе. Получишь двадцать седьмую пачку, можешь подавиться. Может, тебе удастся выманить у меня еще несколько за эти десять дней.
– Да заткнись ты, Бискэй! Можно подумать, я тебя обобрал до нитки! Это все равно была бы доля Кармелы. Кстати, ты забываешь, что я и не подумал смыться, когда у вас там началась заварушка.
Он устало закрыл глаза.
– Спокойной ночи, старина. А взял я тебя именно потому, что был уверен, что ты не смоешься.
На следующее утро Винсу стало гораздо хуже. Мы выехали в одиннадцатом часу. В пути он часто впадал в забытье и громко стонал. Я остановился у придорожного кафе перекусить, но он не смог взять в рот ни кусочка.
К вечеру у него начался жар, я заметил это по лихорадочному блеску его глаз. Я потрогал ему лоб – как печка.
– Это из-за ноги, – сказал он.
– Нужен врач.
– Плевать, само пройдет. Ты знай рули, лейтенант!
Но еще через час, когда мы проехали Бирмингем, он начал бредить, говорил что-то по-испански, попытался открыть дверцу и выпрыгнуть на скорости шестьдесят пять миль в час. Я едва успел его удержать. Ехать дальше в таком состоянии было невозможно.
Я остановился у первого попавшегося мотеля на окраине Бирмингема. Втащить его в комнату стоило мне больших трудов. Но он же, черт возьми, тоже изрядно попотел тогда, выволакивая меня из реки! Нет, вру. Совсем другая мысль пришла мне в голову в тот момент. Подлая такая мыслишка: взять, запереть его в этой комнате и уехать, прихватив с собой все денежки. Но это было бы безумием.
Я сунул в карман несколько банкнот и отправился в город. В Бирмингеме я нашел врача и привез с собой в мотель. За пять тысяч долларов он с готовностью согласился оказать помощь человеку, случайно ранившему себя из револьвера. Дважды. За пять тысяч долларов он был готов на все и, разумеется, на то, чтобы не сообщать в полицию о таком странном несчастном случае. Он промыл и перевязал раны, сделал уколы, и я отвез его обратно. На прощание он сказал, что Винсу не стоит несколько дней вставать с постели, а тем более путешествовать в машине.
На следующее утро Винс разбудил меня на рассвете. Он был еще очень слаб, но в полном сознании. Я передал ему слова доктора. Винс сказал, что если я помогу ему добраться до машины, то он вполне может ехать дальше, я взял из номера четыре одеяла и оставил на столе сто долларов Для портье – на случай, если ему взбрело в голову сверить номер моего автомобиля с записью в регистрационной книге.
Я устроил Винса на заднем сиденье, но ехать ему все равно было тяжело. Лицо его пожелтело, глаза ввалились. Когда стемнело, я остановился у обочины и пару часов поспал. Потом мы снова тронулись в путь и ехали всю ночь. Мимо пронеслись Спрингфилд, Престон и Канзас-Сити и, наконец, в пять часов вечера, в субботу, мы добрались до Вернона. Хорошо бы Лоррейн не оказалось дома, подумал я. Ни Лоррейн, ни Ирены не было. Я вытащил Винса из машины. Надо было поскорее поднять его на второй этаж. Сам он идти не мог. Я взвалил его себе на спину, но он оказался слишком тяжел, пришлось отказаться от этой затеи. Тогда я потащил его волоком. Он помогал мне, как мог. Общими усилиями мы добрались до свободной
