нашими детьми…
– Ага, значит, и дети будут?! – продолжал я делать вид, будто раздумываю над ее предложением.
– Дети… – Она мечтательно улыбнулась. – Их будет много.
– Десять? – поинтересовался я.
– Может быть, и десять…
– Не бывать этому никогда!!! – Я так яростно закричал, что сам испугался: участницы факельного шествия могли меня услышать.
– Что?! – Ее руки, ранее известные мне лишь как сосуд нежности, внезапно напряглись, ладони сжались в жилистые кулаки и уперлись в бока. – Тогда ты не выйдешь отсюда, брат Жарреро, не будь я Варра Луковый Росток!
– Поглядим! – я решительно развернулся и пошел по коридору.
Все, чего я хотел, – это немедленно убраться прочь из страшной комнаты с останками благочестивого брата Ариоро… Я шел по коридору решительно и быстро, готовый ко всему.
Через некоторое время слух мой уловил тончайшие голоса женского хора, кое – кто из дамочек премерзко фальшивил. Пели они нечто странное и неприятно напоминающее симфонию тризны анданской церкви. Подозреваю, что тризну справляли по брату Ариоро и мне. Подумать только, они отрезали у брата Ариоро, почтенного брата Ариоро, бывшего мне столь симпатичным, символ его мужественности. Оставалось надеяться, что произошло это уже после его смерти. Представить себе иное было бы слишком страшно.
Стало очевидным, что с некоторых пор меня преследует злой рок. Сначала я заблудился в лесу, потом меня изнасиловали дрофы, потом хотел съесть отвратительный отшельник-гомосексуалист Латуний Цизераний, черные боги забери его душу, а теперь эти монахини, которые, если приглядеться, и не монахини вовсе, а озверелые фанатички – служительницы культа святой Бевьевы. А Бевьева, если опять же приглядеться, – и не святая вовсе, а какая-то богомерзкая тварь.
Кажется, я начинал ненавидеть того картографа, который не поленился и начертал обитель святой Бевьевы своей трижды проклятой рукой. Трудоголик хуже алкоголика во сто крат. Правда, не был ли предупреждением с его стороны красный цвет округлых букв? Оставалось только гадать.
Конечно, я запросто мог бы напасть на этих «монахинь» и попытать счастья в борьбе, но их было довольно много, и кто знает, какие веские аргументы находились в их поражающем арсенале. Глядишь, они припрятали где-нибудь пару колдовских свитков. И в момент смертельной опасности извлекут их на свет божий и применят. Мне же был настолько дорог мой символ мужественности, что я никоим образом не желал им рисковать. Даже в малой степени.
Обитель не была лабиринтом. Это было хорошо продуманное сооружение из анфилад и винтовых лестниц с центральным колонным залом. Должно быть, здесь справлялась черная месса и проходили кровавые жертвоприношения. Ход вывел меня в темный двор обители.
Стояла ослепительно прекрасная звездная ночь. Россыпи огненных песчинок сияли в вышине, слагаясь в соцветия яркий фигур – созвездий. Впрочем, рисунок неба совсем не заинтересовал меня по причине того, что я был занят спасением своей персоны. Казалось, что свет звезд кто-то отсек на уровне верхушек самых высоких деревьев, внизу они вовсе не рассеивали густой мрак.
Послав проклятие силам, которые испытывают мою удачу, я стал перебежками пробираться к стене. Тьма стояла такая, что я не видел перед собой ничего на расстоянии двух шагов. Поэтому сначала обнял один колючий куст, затем другой, потом кусок деревянного заграждения хозяйственной части обители и, наконец, Варру Луковый Росток. Она притаилась в кромешной ночи и завопила не своим голосом, когда я вдруг оказался прямо возле нее:
– Вот он, держите его!
Меня удивляли эти скорые метаморфозы, которые происходят с женщинами. Всего полчаса назад она любит тебя, стонет в твоих объятиях, запрокидывает покорную голову для очередного страстного поцелуя и вдруг – она уже тебя ненавидит, яростно кричит, проклинает тебя, готова предать… Но стоит ей достаточно отдалиться, и она снова тебя жарко любит, снова готова стонать в жарких объятиях. Только кто их сомкнет? Вот в чем вопрос.
– Вот он – здесь, он – здесь! Возле меня! Он здесь!!!
– Ну зачем ты? – Я стремительно надвинулся на нее и поймал за локоть. – Тише, прошу тебя!!!
– А-а-а-а, он здесь!!! – продолжала орать Варра и вцепилась острыми ногтями мне в лицо.
Я резко ударил ее в подбородок, и девушка сразу замолчала и как мешок повалилась на землю…
– Ну вот, – пробормотал я, – видишь, к каким мерам приходится прибегать…
Судя по всему, моя поимка заставила «монахинь» прервать на некоторое время такое важное мероприятие, как факельное шествие.
Со всех сторон ко мне неожиданно ринулись мрачные фигуры в серых балахонах. Чем-то эти женщины напомнили мне отвратительных дроф. Однако во время первой встречи с дрофами я растерялся, здесь же действовал заметно решительнее: речь шла о моем символе мужественности. Резко разбросав тех нападавших, что уже висели на мне, со всей злостью, на которую способен рассвирепевший мужчина, я стал раскидывать вокруг огненные знаки. Чертил их в прохладном ночном воздухе, который уже через несколько мгновений приобрел температуру раскаленного полудня, и швырял. Один за другим. С яростью и энергией, достойной берсеркера. Я слышал вокруг крики боли, стоны раненых. Потом все запылало огненными сполохами, и я стал интересовать их в качестве жертвы много меньше. Служительницы культа Бевьевы удирали с криками ужаса, как и положено жестоким и трусливым бабам, оставив убитых и раненых на поле брани.
Мое внимание привлекла Варра Луковый Росток. Пока я бесновался, поливая огнем все и вся, она пришла в себя и очень резво побежала прочь и скрылась за углом.
Побежденные служительницы культа святой Бевьевы укрылись в монастыре.
Теперь можно было хорошенько развлечься. Распахивать погребки с криком: «Ага, а я вас вижу!», извлекать очередную зареванную «монахиню» из сундука, где она уместилась не полностью, и выслушивать
