— О.
Юноша, похоже, согласился, что эта статья не слишком занимательная. И, раз уж Ральф Локе занимается такой ерундой, сделал вывод, что и сам он ничего из себя не представляет.
— Надеюсь, вы ее прочтете, — улыбнулся Флетч. — Я напечатаю ее под своей фамилией.
ГЛАВА 18
Флетч вернулся к столу Сандерса.
Тот разглядывал снимок, переданный по фототелеграфу. Показал его Флетчу.
На снимке президент Соединенных Штатов пытался надеть свитер, не сняв предварительно фуражку и солнцезащитные очки.
— Это новости, да? — спросил Сандерс.
— Конечно, — подтвердил Флетч. — Я-то думал, что он надевает свитера через ноги.
Джек бросил снимок на стол.
— Пошлю его в воскресное приложение. Может, его опубликуют в разделе «Тенденции».
— Джек, я хотел бы пообщаться с твоим редактором по искусству.
— Я тоже, — ответил Джек. — Давно пора. Ему постоянно звонят. Чтобы обругать последними словами. Зовут его Чарльз Уэйнрайт.
Они вышли в длинный, мрачный коридор.
— Ты помнишь инспектора Флинна по Чикаго? — на ходу спросил Флетч.
— Какого Флинна? Здешнего «упрямца» Флинна?
— Да. В какой-то вырезке я прочитал, что ранее он руководил детективами одного из полицейских участков Чикаго.
— Об этом писала «Стар»?
— Да, газета, в которой ты работаешь.
— Френк Флинн никогда не был в Чикаго. Во всяком случае, два года назад. Он там не служил. Иначе я бы знал его.
— Не помню его и я.
— Загадка века.
— Похоже, ты прав, — согласился Флетч.
Большего грязнули, чем Чарльз Уэйнрайт, Флетчу видеть не доводилось.
Брился он, похоже, квадратно-гнездовым методом и островки гладкой кожи соседствовали с полями щетины. Лет пятидесяти с небольшим, нос и подбородок покрывали угри с черными головками. Воротник рубашки обтрепался, лацканы пиджака залоснились, а на самой рубашке, обтягивающей выступающий живот, остались следы от тех блюд, что откушал мистер Уэйнрайт в последние дни. От томатного соуса до яичного желтка.
— Это наш главный специалист по искусству, Чарльз Уэйнрайт, Ральф, — заговорил Джек, — Чарльз, это Ральф Локе из Чикаго, он готовит статью.
Флетч уже смирился с тем, что придется пожать Уэйнрайту руку, но тот даже не шевельнулся.
— Помоги ему всем, чем можешь, а?
— С какой стати?
Джек не сразу понял, что вопрос поставлен серьезно.
— Потому что я прошу тебя об этом.
— И все же я не понимаю, почему должен пахать за кого-то. У меня полно своих дел.
Флетч поспешил вмешаться.
— Честно говоря, я не пишу статью, мистер Уэйнрайт. По Чикаго прошел слух, что один из бостонских торговцев произведениями искусства собирается подарить картину городскому музею, и издатель попросил меня заглянуть к вам и разобраться что к чему.
— Что значит, разобраться? Вы хотите, чтобы я написал об этом статью?
— Если этот тип действительно намерен подарить Чикаго картину, я думаю, лучше вас никто об этом не напишет.
— Кто это?
— Хорэн.
— Ронни?
— Его так зовут?
Не скрывая своего отвращения к Уэйнрайту, Джек повернулся к Флетчу.
— Ну, я пошел, — и выскочил из маленького кабинетика, заваленного газетами и книгами. И то и другое покрывал толстый слой пыли.
Уэйнрайт сидел за столом. А вокруг громоздились бумажные кипы.
— Я знаком с Ронни с незапамятных времен.
Флетч огляделся, но не обнаружил свободного стула.
— Мы вместе учились в Йеле.
— На гигиеническом факультете?
— Полагаю, будь у него на то желание, он мог бы подарить картину Чикаго. Не пойму только, с чего бы оно могло у него возникнуть.
— Старый город еще привлекает людей. Парное мясо, свежий ветер, знаете ли. Будоражит кровь.
— Может, Грэйс была как-то связана с Чикаго. Ее семейство нажило состояние на резине. Грэйс Галкис. «Галкис Раббер».
— Что-то я вас не понимаю.
— Ронни женился на Грэйс после войны. Когда писал докторскую диссертацию в Гарварде.
— И она богата?
— Была богата. Умерла через несколько лет после свадьбы. Одна из этих ужасных болезней. Рак, лейкемия, что-то в этом роде. Ронни не находил себе места от горя.
— И разбогател.
— Полагаю, он унаследовал ее деньги. Примерно в то же время создал галерею. Как вы понимаете, жалованья преподавателя Гарварда для этого бы не хватило.
— Больше он не женился?
— Нет. Появлялся в обществе со многими женщинами, но никому не предлагал руки и сердца. Вы слышали о нефритовой «Звезде Ханэна»?
— Что это такое?
— Большой кусок нефрита. Знаменитое украшение. Принадлежало Грэйс. Интересно, где теперь эта «Звезда». Надо спросить Ронни.
— Вы спросите его, что он сделал с драгоценностями жены?
— Ну зачем же так грубо. Можно подобрать другие слова.
— Получается, что у Ронни много денег.
— Не знаю. Неизвестно, какую часть наследства получил он, а какая вернулась в сундуки семейства Галкис. Об этом не распространяются вслух, особенно в Бостоне. Вы же знаете, что произошло с деньгами после пятидесятых годов.
— До меня доходили какие-то слухи.
— Живет он хорошо, в своем замке на Ньюбюри-стрит, где находится его галерея. Два верхних этажа — его апартаменты. Ездит на «роллс-ройсе». Каждый, сидящий за рулем «роллс-ройса», должен разориться.
— Нет ли у него другого дома?
— Может, и есть. Не знаю.
— Я хочу сказать, не может же он все время жить над магазином.
— О другом его доме я ничего не слышал.
