причем на костре из сандалового дерева, слышишь? Мой погребальный костер будет из сандала. Если ты поскупишься на сандал, я непременно узнаю об этом.
Мадхури, старая, искалеченная болезнью учительница танцев, по обыкновению, так заканчивает неприятный ей разговор: «Когда меня не станет… устрой мне достойный погребальный костер…»
— Что такого может сделать бог, что не под силу Эй Джею Рао?
— Ай! Негодная девчонка, как смеешь святотатствовать? Я не желаю слушать твои бредни, разве ты еще не замолчала?
Раз в неделю Аша приходит в дом престарелых навестить то, что осталось от женщины, погубившей себя нечеловеческими нагрузками, предъявляемыми танцовщицей к человеческому телу. Созерцая длительное разрушение организма старухи на пути к смерти, она испытывала вину-нужду-ярость- негодование-гнев-удовольствие, потому и являлась сюда. К своей единственной матери.
— Если ты посмеешь выйти замуж за это… нечто… то сделаешь ошибку, которая разрушит всю твою жизнь, — заявляет Мадхури и быстро удаляется по дорожке между каналами.
— Не нужно мне твоего разрешения! — кричит ей вслед Аша. Кресло Мадхури разворачивается вокруг своей оси.
— Да что ты? Не лги. Тебе нужно мое благословение. Но ты его не получишь. Не желаю иметь с твоим сумасбродством ничего общего.
— Я выйду замуж за Эй Джея Рао.
— Что ты сказала?
— Я. Выйду. Замуж. За. ИИ. Эй Джея Рао.
Мадхури смеется предсмертным пронзительным смехом, полным дыма
— Тебе почти что удалось меня удивить. Бросить вызов. Хорошо, хоть какая-то сила духа проявилась. Всегда это было твоим слабым местом, ты постоянно искала одобрения, ждала разрешения, нуждалась во всеобщей любви. Именно поэтому ты не стала великой, ты знаешь это, девочка? Ты могла бы стать
Внимание пациентов, персонала и посетителей приковано к ним. Повышенные тона, накал страстей. Но ведь здесь дом спокойствия и медленного механизированного угасания. Аша низко склоняется к наставнице и шепчет:
— Я хочу, чтобы ты знала: я танцую для него. Каждую ночь. Как Радха [37] для Кришны. Я танцую для него одного, а потом он занимается со мною любовью. Он заставляет меня кричать, это от страсти я кричу и ругаюсь, словно проститутка. Каждую ночь. Погляди! — Теперь ему уже не надо звонить: он вмонтирован в завиток наушника, который Аша постоянно носит, не снимая. Аша поднимает взгляд: вон он, в строгом черном костюме стоит, сложив на груди руки, среди прогуливающихся посетителей и жужжащих инвалидных колясок. — Вон он, видишь? Мой возлюбленный, мой муж.
Протяжный жуткий вопль, словно скрежет поломанного механизма. Иссушенные руки Мадхури взлетают к лицу. Дыхательная трубка заполнена табачным дымом.
— Чудовище! Чудовище! Несносное дитя, ах, лучше бы я оставила тебя в том змеюшнике! Прочь отсюда, прочь, прочь, прочь!
Аша попятилась от безумной ярости старухи, а медперсонал уже спешил через палящий зной лужайки к ней навстречу: колыхание белых сари.
В каждой сказке непременно должна быть свадьба.
Конечно же, эта свадьба стала событием сезона. Обветшавшие сады Шалимар с помощью целой армии
Но гости и знаменитости были оснащены наушниками и аплодировали жениху в золотом одеянии, сидящему верхом на белом жеребце, выступающем по разровненным граблями дорожкам с изяществом отлично выезженного коня. И потому как гости были известные и званые, никто из них не сказал, что
Все газеты кричали об этом.
Звезда катхака сочеталась браком с возлюбленным-ИИ!!! Медовый месяц в Кашмире!!!
Над площадями и минаретами Дели джинны сошлись на совещание.
Он уводит ее из галереи «Туглук», куда Аша пришла за покупками. Прошло три недели, но продавщицы все еще кивали на нее друг дружке и перешептывались. И это ей нравилось. Но совсем не пришлось по душе, как они глазели на нее и хихикали, когда полицейские Кришны увели ее от прилавка японской фирмы «Черный лотос».
— Мой муж — аккредитованный дипломат, и это — дипломатический инцидент.
Женщина в скверном костюме аккуратно подталкивает ее, заставляя сесть в машину. Министерству не нужны претензии о личной ответственности.
— Конечно, но вы-то не дипломат, госпожа Рао, — говорит Тхакер и устраивается рядом с ней на заднем сиденье. От него по-прежнему несет дешевым одеколоном.
— Ратхор, — поправляет Аша. — Я сохранила свое сценическое имя. Посмотрим, что скажет мой муж о моем дипломатическом статусе. — Она поднимает руку и делает
— Машина экранирована, — объясняет Тхакер.
Как и все здание, куда ее везут. По наклонному съезду машина въезжает прямо внутрь и останавливается на парковке в цокольном этаже ничем не примечательного сооружения из зеркальных панелей и титановых блоков на улице Парламента, мимо которого она тысячи раз проезжала по дороге в магазины на площади Коннахта и ни разу не обращала на него внимания. Офис Тхакера находится на пятнадцатом этаже. Помещение весьма опрятное, и вид на древнюю астрономическую обсерваторию Джантар Мантар прекрасный, только едой пахнет: на столе недоеденный
— Чай?
— Пожалуйста.
Ее начинает раздражать безликость здания госслужбы: город в городе. Теплый и сладкий чай принесли в маленькой одноразовой пластиковой чашке. Улыбка Тхакера с виду тоже теплая и сладкая. Он сидит в конце стола, повернувшись к ней, и словно сошел с иллюстрации руководства по поведению для копов Кришны под названием «политика неконфронтации».
— Госпожа Ратхор. Так?
— Мой брак заключен законно…
— О, я знаю, госпожа Ратхор. В конце концов, мы живем в Авадхе. Ну что ж, женщины порой даже выходили замуж за джиннов, и на нашей памяти тоже. Я не об этом. Речь идет о международных отношениях. Объясню. Вода: мы принимаем ее как должное, пока она есть, так? То есть пока не иссякла.