все это время думал, что работаю в силу моих способностей.
– Вы полагаете себя ответственным человеком?
– Да.
– Исходя из нынешних умонастроений, вы ответственны за все нелады в этом мире. Под «ответственностью» понимается ваше стремление контролировать все и вся, дабы все шло, как вам того хочется. Весь мир восстает против вас, мистер Флетчер. Женщины, дети, индейцы, негры, азиаты, даже некоторые из вас, которых здесь называют либералами. – Голос Крайгеля сочился сарказмом. – И вам нравится это всеобщее презрение?
Флетч молча вел машину.
– Вы не задавались вопросом, – продолжал Крайгель, – а почему англосаксам досталась большая доля мирового пирога?
Флетч зевнул.
– Почему?
– Потому что мы, а не евреи, не мусульмане, не цветные, истинные потомки Авраама, Исаака и Иакова.
– Е равно эм це квадрат, – процитировал Флетч.
– Что?
– Вода, вода, кругом вода, – пропел Флетч. Крайгель провел языком по губам.
– С чего у меня такая жажда? Ночью я же проглотил половину этого ревущего потока.
– Вам следовала проглотить и вторую.
– Вам бы отнестись к этому более серьезно.
– К вашей жажде? Пожуйте пуговицы.
Они пересекли границу Алабамы. Холмы сменились равниной. По обеим сторонам дороги потянулись хлопковые поля.
С пересохшим ртом Крайгель продолжал ораторствовать с заднего сиденья:
– По мере роста населения, истощения ресурсов, создания глобальной экономики нам, истинному меньшинству, грозит все большая опасность. Еще несколько сотен лет, а то и меньше, и такие, как вы, перестанут существовать. Вот тогда воцарится хаос.
– До этого еще далеко, не так ли?
– Суть в том, что именно белый человек, ариец, англосакс упорядочил жизнь на этой Земле.
– Да перестаньте. А как же Чака Зулу?.[14]
– Вы лучше послушайте меня. В этом столетии некоторые белые люди пытались пропагандировать равенство мужчин и женщин, равенство людей с разным цветом кожи, даже равенство взрослых и детей. Мы должны жить вместе в гармонии. Не так ли поется в популярной песне? В последнее время вы бывали в университетах или тюрьмах, мистер Флетчер?
– Как это ни странно, бывал, – ответил Флетч. – И там, и там.
– И вы видели, что творится в цитаделях знаний, ранее принадлежащих только белым мужчинам? Там кишат женщины, негры, азиаты. И вместо того, чтобы объединяться, они обосабливаются от остальных. Женские курсы, афро-американские, азиатские. Они учреждают отдельные колледжи в рамках существующих университетских структур. Вам не найти ни одного места, от Балкан до Лос-Анджелеса, где бы не бушевали племенные войны. Я прав, ведь так? Человека тянет к своему племени, мистер Флетчер, а ваше государство никак не может этого осознать Есть личность, индивидуум. Есть семья. Есть племя В этой стране после двухсот лет демократии, смешения наций вы присутствуете при разрушении института семьи. Это результат воздействия насаждаемых здесь идей. Хорошо ли это? А вот племена не рушатся. И никогда не разрушатся – ни в Соединенных Штатах, ни где бы то ни было. Племена поддерживают семью. Семья поддерживает индивидуума. Вам пора осознать, мистер Флетчер, к какому племени вы принадлежите. Господи, как хочется пить.
– Неужели? – притворно удивился Флетч.
– Ужасно, ужасно хочется пить. Не можем ли мы остановиться и чего-нибудь попить?
– Мне кажется, не следует этого делать. Вас могут узнать и без тюремной робы, доктор.
– Мне тоже хочется пить, – заверил Крайгеля Джек. – Я думаю, причина в ветчине, которую мы ели на завтрак.
Флетч одарил сына широкой улыбкой.
– Вы не ели ветчины? – спросил тот Флетча.
– Только яйца и сок.
– Что еще вы сделали ради того, чтобы лишить нас последних сил?
В ответ Джек получил еще одну улыбку.
– Я должен что-нибудь попить, – простонал Край-гель. – И как можно быстрее.
– Если, как вы говорите, тяга к племени у человека в крови, зачем подталкивать этот процесс?
– Мы должны защищать себя, мистер Флетчер, чтобы выжить, – ответил Крайгель. – Мы – меньшинство. Вас это не пугает?
– В общем-то, нет. И потом, меня все любят.
