Пришедший в себя Горин заметил одну перемену в мало постаревшем лице Муромцева: исчез огонь, что много лет назад сжигал этого человека изнутри и находил выход в глазах, сумасшедший блеск которых тот вынужден был время от времени гасить тяжелыми веками. Сейчас эти черные глаза были совершенно бесстрастными.
Муромцев ни секунды не сомневался, что через минуту или через пять – время не столь уж важно – он вызовет солдат, и «красного» увезут в гестапо. Это, конечно, их дело! Но зато после такой услуги можно будет рассчитывать на благожелательное отношение со стороны службы безопасности…
– Так зачем вы пожаловали, «господин Кондрашов»? ѕ Муромцев решил немного развлечься и чуть- чуть поиграть со своим старым знакомцем.
«Что-то понял за эти двадцать лет или просто устал, изверился? – соображал Сергей Васильевич, всматриваясь в потухшие глаза хозяина кабинета. – Пожалуй, второе… Тогда, значит…»
– Без лишних слов, дело вот в чем, Виктор Ростиславович: мне нужна ваша помощь.
Муромцев был столь изумлен этой наглостью, что Горин даже улыбнулся, хотя до веселья было далеко.
– Да, да, помощь! – повторил он. – Вам, по-моему, несложно устроить меня при штабе. На некоторое время, конечно…
Муромцев молчал.
– Не будем сейчас выяснять, кто на какой платформе стоит, кто за что борется… Это сложно! Сейчас мне нужно лишь содействие. А за содействие обычно платят. Я тоже заплачу! Почему мне надо отдать все это какому-то Федосову, которого я знать не знаю, а не вам? Нас все же кое-что связывает, а?
Сергей Васильевич медленно достал из внутреннего кармана френча увесистый сверток, положил его на край стола и спокойно стал развязывать. Только тут, впервые за весь разговор, он заметил в глазах Муромцева прежний огонь, хотя тот сразу же притушил его веками.
«В точку попал…» – облегченно вздохнул Горин и подвинул на середину стола пакет. Муромцев брезгливо, кончиками пальцев, откинул края клеенки, в которую все было упаковано, одну обертку, другую… И вдруг брови его взлетели вверх, а с лица, как несколько минут назад у Горина, сползла краска.
Перед Виктором Ростиславовичем на темной ситцевой тряпице лежала толстая пачка крупных кредиток.
– Мда-а-а… – Муромцев никак не мог прийти в себя. – Что все-таки это значит?
– Да ничего особенного! Приличная плата за тот риск, которому вы подвергаетесь, беря меня под свою опеку. Риск, если говорить честно, небольшой, а плата не такая уж ничтожная… Да, вот еще немного! – И Горин шлепнул на стол вторую пачку, потоньше.
И тут, словно именно эта чепуха, эта капля решила все, Муромцев собрал деньги и сунул их в сейф. Глядя, будто со стороны, на себя и Виктора Ростиславовича, чьи длинные холеные пальцы орудовали удивительно споро, Горин все еще не верил, что пронесло.
И лишь когда Муромцев деловито осведомился: «Документы действительно подлинные? А настоящий Кондрашов не объявится?» – окончательно понял, что взял верх над старым «младороссом».
А тот вдруг устыдился:
– Знаете что? Давайте все же поделимся… Чтобы совесть не мучила!
Принимая от Муромцева жалкую толику того, что Виктор Ростиславович убрал в пасть стального ящика, Горин будто бы невзначай обронил:
– Как человек умный и опытный, вы, Виктор Ростиславович, наверное, понимаете, что я здесь – не в одиночестве, что мои друзья, дабы избежать неожиданностей, пристально следят за каждым моим шагом. Знают они, что я сегодня у вас на приеме. Знают, с чем и зачем пошел. Так что, если со мной что-нибудь случится…
– Ясно, ясно! – Муромцев поморщился. – Я не хочу попасть из-за вас в Шпандау. Но я не хочу и получить пулю в затылок от ваших единомышленников. Поэтому не тревожьтесь! Что могу – сделаю…
И сделал! Горин официально был прикомандирован к власовскому штабу, и даже поселился в гостинице для офицеров. Это немного облегчило жизнь Сергея Васильевича. Но и усложнило: даже в часы отдыха надо было все время помнить о том, что ты – Василий Кондрашов, еле спасшийся от плена и смертельно ненавидящий советскую власть.
Поэтому Горин с удовольствием бродил в одиночестве по городу, а потом сидел в этом подвальчике и ждал Диму.
Они уже обсудили все дела, когда Сергея Васильевича что-то встревожило, хотя вокруг было вроде спокойно. Наконец он сообразил, в чем дело: за столиком неподалеку сидел старик с длинными седыми волосами, которого Горин видел впервые. Он все время посматривал в их сторону. Сергей Васильевич, улыбаясь, сказал об этом Варгасову. Тот, тоже с улыбкой, предложил Горину немедленно уйти. – А может, наоборот?
– Нет. Раз вы его не знаете, очевидно, это как-то связано со мной.
– Хорошо. Но я буду поблизости.
– Не советую. А если облава? Или засада?
– Ну, посмотрим…
Сергей Васильевич расплатился и неторопливо, тяжело опираясь на палку, вышел. Не успела за ним закрыться дверь, не успел Дима пересесть на место Горина, чтобы видеть зал, кто-то опустился с ним рядом:
– Ну, наконец-то ушла сума переметная! Терпенья уж не было…
Варгасов повернулся и не поверил глазам: на него с прищуром смотрел Алексей Платонович Баданов. «Ты будешь все таким, каков ты в самом деле…» – трепыхнулось в голове и замерло обессилевшим воробушком. Баданов, наклонившись к Диме совсем близко, прошептал:
– Я узнал вас еще на улице, несмотря на маскарад. А вы меня не узнали. Как и потом, когда я вошел сюда. А теперь хочу с вами поговорить я. Можно? Кстати, вы знаете, сколько обещано за вашу голову? Ко мне ведь приходили! Ну об этом в другой раз… А пока побеседуем, господин Кесслер? Если, конечно, не возражаете…
– Извини, Освальд, шеф приказал мне поехать вместо тебя.
– Что случилось? Мы ведь только от него.
– Понятия не имею! Но, кажется, появилась какая-то срочная работа, которую он может поручить только тебе.
– А-а-а… Значит, не для твоих белых ручек?
– Возможно… Оберштурмбаннфюрер не очень-то доверяет мне серьезные вещи.
– Мне кажется, это тебя не расстраивает, Эрих? Ведь есть «медхен фюраллес» по имени Освальд Кёгель!
– Ну, как сказать… Ты не слишком похож на «прислугу за все». Не преувеличивай!
– Ладно, ладно… Езжай! Но когда-нибудь мы все же разберемся в этом вопросе… – Кёгель нехотя вылез из машины, уступая Беккеру место рядом с водителем: он так надеялся отдохнуть от той мясорубки, в которой все время находился! Но и тут любимчик Лоллинга стал ему поперек пути. В прямом и переносном смысле слова!
– О-хо-хо… – Беккер, по-стариковски кряхтя, сел, в машину и захлопнул дверцу.
– На Тирпитцуфер!
