учился в колледже, как Фергюс Дафф. По этому поводу у него не было никаких сомнений. Что можно придумать для всех остальных, это ещё вопрос, но тут всё было решено бесповоротно. Разве он не слышал от Донала десятки раз, что тот готов всю жизнь оставаться пастухом, если только прежде ему позволят закончить колледж?
Тут Гибби начал размышлять о том, как долго ему придётся ждать совершеннолетия и сколько всего может произойти за это время. А вдруг Донал уже женится, и у него появятся ребятишки? Он же не сможет оставить жену и детей, чтобы ехать учиться! А нельзя ли устроить так, чтобы Донал отправился в колледж уже сейчас? На дворе стоял конец октября, занятия начинались в ноябре. Может, какой–нибудь другой богач одолжит ему денег, а потом, получив своё наследство, Гибби, сполна отдаст ему долг со всеми причитающимися процентами? Перед тем, как идти спать, Гибби взял грифельную дощечку и написал на ней следующее:
«Дарагой мистер Склейтер! если вы вазьмёте Донала и пашлёте ево в колидж я паеду с вами как толька вы захатите. Если нет тагда я убигу».
Когда утром мистер Склейтер, ночевавший у егеря, снова появился в домике старого пастуха, горя нетерпением поскорее закончить своё дело и отправиться в путь, Гибби немедленно подал ему дощечку и внимательно наблюдал за ним, пока тот читал написанное. Мистер Склейтер был благоразумным человеком и всегда старался думать наперёд. Поэтому он нарочито медленно читал ясное, хотя и неграмотное послание Гибби. Перед тем, как ответить, он попытался представить себе, что скажет миссис Склейтер, если он предложит взять к себе в дом сразу двух необразованных дикарей. И потом, присутствие Донала сильно помешает им поскорее сделать из Гибби настоящего джентльмена. Он не смог сразу ответить себе на этот вопрос и потому поднял глаза от дощечки, непроизвольно покачивая головой. В то же самое мгновение Гибби выскочил из дома. Мистер Склейтер, осознав допущенную ошибку, поспешил было за ним, но того уже и след простыл. Беспомощно вернувшись, расстроенный священник протянул дощечку Джанет, которая с печальным, но покорным лицом пекла лепёшки. Она обтёрла с ладоней остатки овсяного теста, взяла дощечку и с улыбкой прочитала её.
— Не нужно думать, что Гибби — это молодой жеребёнок, которого Вам нужно объездить, мистер Склейтер, — сказала она. — А то Вам туго придётся. Он ещё и сам–то в себя не вошёл, так что тут его особо не ухватишь. Он знает, что ему нужно, и своего добьётся, вот увидите. Что же до Донала, то он мой сын, собственный, и про него я ничего не скажу. Да Вы садитесь, сэр, сегодня Гибби всё равно уже не появится.
— Неужели его никак нельзя поймать? — вопросил мистер Склейтер, приходя в отчаяние от мысли об ещё одном безнадёжно потерянном дне.
— Ну, я могу Вам показать, где он, да только что с того толку? Будь у Вас с собой хоть все поверенные Эдинбурга, на Глашгаре Вам Гибби всё равно не достать.
— Но я уверен, что Вы вполне могли бы его уговорить, миссис Грант. Стоит вам только позвать, и он сразу же прибежит!
— А к чему мне его уговаривать? На доброе дело Гибби никакие уговоры не нужны. А что до его просьбы, так они с Доналом как братья, и негоже мне вмешиваться, если один из них хочет что–то сделать для другого. Что в этом неразумного?
— А что он за паренёк, Ваш сын? Мальчик, видно, очень его любит.
— Ему ничего не надо, только бы книжки читать, с того самого дня, как я его буквы складывать научила, — ответила Джанет. — Да он, поди, и сам придёт вечером, чтобы напоследок повидаться с Гибби, так что сами увидите.
Мистеру Склейтеру понадобилось совсем немного времени и расспросов, чтобы убедиться в том, что Донал готов учиться в колледже. Правда, боюсь, недалеко то время, когда юноши вроде Донала уже не смогут беспрепятственно заходить в университетские дворы. Как неразумны и недальновидны те, что ратуют за то, чтобы в этих стенах оставалась лишь небольшая кучка гениальных умов, не желая, чтобы источники знаний свободно изливались к беднякам, которые по сей день остаются силой и мощью любой страны! Лучше допустить многих на благородный путь учения, чем во всей стране иметь лишь несколько учёных умников, пусть они даже (если такое вообще возможно) достигли высочайшей цели и вершины всех познаний. Однако когда речь зашла о том, чтобы Донал поселился вместе с Гибби в доме у мистера Склейтера, Джанет (к величайшему облегчению священника) сразу воспротивилась:
— Нет, нет, сэр, — сказала она. — Так он, глядишь, приучится к роскоши, а бедняку это не пристало.
— Там ему было бы надёжнее, — вскользь заметил мистер Склейтер.
— Если бы я не могла спокойно оставить своего Донала одного и не думала, что он знает, на кого положиться, разве я верила бы в Того, Кто сотворил весь мир? — ответила Джанет, и Донал, услышав о таком доверии к себе, вспыхнул от удовольствия. — Нет, нет, лучше ему снять какую–нибудь комнатушку на чердаке и сидеть там над своими книжками, а Гибби пусть его навещает, когда он Вам не нужен. Наверное, в городе найдётся немало добрых хозяек, которые с радостью возьмут на постой такого паренька.
Втайне мистер Склейтер предвидел, что эта новая обуза только прибавит ему хлопот, но утешал себя тем, что благодаря опекунству денег у него значительно прибавится и в конце концов он окажется у самого источника несметного богатства. Он уже и так был достаточно состоятельным человеком, ведь жена принесла ему немалое приданое. Но деньги пользовались у него великим уважением, и он сильно преувеличивал их ценность даже в качестве средства творить так называемые благие дела. Это свойственно многим религиозным людям, и они относятся к деньгам с совершенно нехристианской тупостью. Нигде не сказано, что Господь тратил деньги ради собственных интересов. Он заплатил храмовые подати, чтобы никого не обидеть и не преткнуть, и защитил женщину, которая растратила на Него самое драгоценное своё имущество. Для того, чтобы мудро и с любовью уклониться от зарабатывания несметных денег, нужно в десять раз больше благодати и великодушия нежели для того, чтобы истратить уже заработанное богатство на то, что обычно называется добрыми делами.
Когда мистер Склейтер и Гибби встретили мисс Кимбл и её воспитанниц, они как раз направлялись от почтовой кареты к дому самого священника на Даурстрит. Гибби знал тут каждую подворотню, и в голове у него кружился сейчас целый рой самых разнообразных мыслей и ощущений, стремительно сменявших друг друга. Вдоль этой самой улицы он когда–то осторожно направлял неуверенные шаги всем известного (хоть и не слишком уважаемого) городского советника! А в этом доме одним зимним утром кухарка дала ему чашку горячего кофе с булочкой! Какие же счастливые это были дни, голодные, но полные приключений. В городе всегда можно было отыскать и еду, и тёплый угол, и теперь Гибби предстояло получить свою законную долю и того, и другого. Господь ходил по улицам этого города точно так же, как и по глашгарским утёсам. Он не упускал из виду ни одну из Своих овец. Правда, для тех из них, кто упрямо не хотел следовать за Ним, Он не мог делать столько же, сколько для всех остальных, и Ему приходилось посылать за ними Свою верную собаку.
Глава 40
Миссис Склейтер
Гибби блаженно витал в приятной мешанине из прошлых и будущих радостей, когда его провожатый остановился возле большого, внушительного здания, к двери которого вела целая череда гранитных ступеней. Гибби ещё ни разу не приходилось бывать внутри таких особняков, но когда они вошли, он не выказал особого восхищения. Правда, он с удивлением посмотрел — нет, не наверх, а вниз, себе под ноги: они утопали в чём–то мягком, и он на секунду подумал, что в этом доме тоже растёт трава. Потом он оглянулся, подумал, что дом очень большой, и вольным шагом глашгарского пастуха стал подыматься вслед за мистером Склейтером по широкой лестнице. Cовершенно забыв о том, что ему говорили о манерах, он вошёл в комнату, не сняв своей шапочки. Когда они появились на пороге, миссис Склейтер поднялась с дивана, и Гибби подошёл к ней с улыбкой радушного хозяина, который всегда рад приветствовать нового человека в просторном доме своего сердца, где всегда много гостей. Он даже не подумал, что должен сначала дождаться милости и гостеприимства от неё. Она же с некоторым сомнением пожала ему руку.
