обязательным. Что поделаешь — у меня много друзей.
Юрий выпил три чашки кофе и вернулся домой. Он выглядел озабоченным и часто вздыхал.
«У парня наступило похмелье, — думал Михаил. — Воля его подавлена раскаянием. Ему необходимо оправдаться перед собою, вновь почувствовать к себе уважение. Более благоприятный момент повлиять на него вряд ли представится. Сегодня неудобно. Надо дать ему немного прийти в себя. Да и Лора занята. Но завтра... завтра воскресенье...»
Прямо из кафе Михаил позвонил в коммутатор Ратуши и назначил Лоре свидание завтра в десять в кафе «Лесная сторожка».
13
Они не виделись две недели. Оба были взволнованы встречей. Ему вдруг почудилось, что она слишком бледна, болезненно-бледна.
— Что с вами, Лора? Вам нездоровится? — проговорил он испуганно.
Прозвучавшая в этих словах искренняя тревога была куда красноречивее пылких объяснений. Не ускользнуло от Лоры и то, что, обращаясь к ней, он упустил слово «мадемуазель». Она наклонила голову, чтобы скрыть охватившее ее смятение, и сказала:
— О нет, Жорж, я здорова, совершенно здорова.
Теперь, с запозданием, и он понял, что его обращение и тон имели характер более интимный, чем того требовали их деловые отношения. Им подали кофе с пирожными, и, когда официант отошел, Михаил сказал:
— Простите, мадемуазель, если я...
— Ни слова, Жорж, — коротким решительным жестом она как бы отбросила его извинения. — Мы с вами друзья, Жорж, не так ли? Мне отец говорил, что в России большевики называют друг друга «товарищ». Зовите меня «товарищ». Хорошо?
— Хорошо, товарищ Лора.
Она засмеялась счастливо и немного смущенно.
В ее характере странным образом уживались меланхоличная женственная слабость и взрывная веселая напористость парижского гамена. Это сочетание Михаила восхищало.
— Что я должна для вас сделать, товарищ Жорж?
В глазах ее все еще поблескивали веселые звездочки.
— Сейчас мы поедем на улицу Меркурий, — сказал Михаил. — Вы зайдете к Юрию Ферро. Попросите его встретиться со мною. Желательно сегодня же.
— К Юрию? Домой? — Глаза ее потемнели.
— Я знаю, вам это неприятно после ссоры, но... — Он мучительно покраснел, потому что в душе поднялось ревнивое чувство. Оно было вызвано вовсе не предстоявшим визитом Лоры к Юрию, а воспоминанием об их прошлой близости.
— Скажете следующее, — продолжал он. — В Париже находится польский журналист Лентович из Варшавы, причастный также к издательскому делу. Вы знакомы с ним потому, что он снимает комнату в квартире рядом с вами. Узнав о вашей дружбе с Юрием Ферро, он попросил свести его с ним. Причина: Лентович слышал о Ферро как о большом поэте, имеющем влияние на русскую эмигрантскую молодежь.
— Влияние? — на подвижном лице Лоры отразилось ироническое недоумение. — Не слишком ли это, Жорж? Он никогда не был большим поэтом и не имел никакого влияния...
— Ему надо польстить, Лора. И не опасайтесь переборщить.
— Зачем?
— Но как же вы не понимаете? Ведь осознав себя столь значительной личностью, он будет обязан этим Лентовичу, то есть мне, и, значит, попадет ко мне в некоторую зависимость.
Михаил выдержал ее долгий испытующий взгляд.
— Ну и хитрец же вы, Жорж. Вы такой и вне деловых отношений?
— Помилуйте, Лора, что вы говорите? — смиренно вздохнул Михаил. — В частной жизни я редкостный простофиля.
— Вы хотите, чтобы я поверила вам?
— Очень хочу, — тихо сказал Михаил.
Она смешалась, зачем-то заглянула в свою сумочку и, не обнаружив там ничего достойного внимания, сказала, не поднимая глаз:
— Я поняла. Что дальше?
— Попросите назначить встречу сегодня. Со своей стороны предложите это кафе. Но именно сегодня, потому что Лентович скоро уезжает, а у него еще масса дел. Вообще попытайтесь создать о Лентовиче впечатление, как о достаточно крупном деятеле. Я полагаю, Юрий не заглядывает в польские газеты. Справитесь с такою задачей?
— Постараюсь.
— И последнее. Ни слова о том, что произошло на площади Ратуши. Но при случае с наивным видом выразите уверенность, что Юрий, по-видимому, уже порвал с германской разведкой. От этого зависит ваше к нему отношение...
— Вы хотите... — Она взглянула на него испытующе и строго. — Вы хотите, чтобы у меня с ним?..
— Нет, нет, не хочу!
В знакомо сузившихся глазах ее промелькнула ирония.
— Боюсь, общение с вами сделает из меня ужасную мистификаторшу.
— Не в частной жизни, надеюсь? — улыбнулся Михаил.
Она промолчала, и обоим стало немного неловко, потому что в недосказанном, да и в сказанном тоже, таилось нечто важное, но не имеющее никакого касательства к делу.
Не доезжая квартала до улицы Меркурий, Донцов отпустил такси.
— Желаю успеха, Лора. Я буду ждать вас в кафе напротив дома Ферро.
Когда она свернула за угол, он отправился следом. В кафе занял давно облюбованный столик с краю от окна. Отсюда можно было наблюдать за всем, что происходит за окном, оставаясь невидимым с улицы.
Михаил углубился в газету. Сейчас как никогда он был спокоен и уверен в себе.
Минут через двадцать появилась Лора. По ее улыбке Михаил понял, что все в порядке.
— Он согласен, — садясь к столу, сказала Лора. — Но у него «чертовски трещит голова» и он не хотел бы выходить из дому. Предложил встретиться у себя.
— Как он воспринял ваш визит?
— Был приятно удивлен. Предложил мартини. Мне кажется, высокая оценка поэтической деятельности несколько его смутила.
— Смутила, но не вызвала протеста?
— О нет, напротив. Вставила я словечко и насчет его связи с немцами. Он поторопился заверить меня, что понял, в какую попал клоаку, и при первой возможности выберется из нее, займется только стихами. Поинтересовался, не говорила ли я кому-нибудь о Брандте, и очень просил молчать, потому что, мол, иначе и ему и мне могут грозить большие неприятности.
— Так. Когда я должен у него быть?
— Он сказал — в любое время, хоть сейчас.
— В квартире есть еще кто-нибудь?
— Пожалуй, нет. Дверь мне открыл он сам.
«Ну, конечно, вчера он завтракал в кафе, значит, служанка отпущена на праздники, скорее всего, до понедельника», — подумал Михаил.
Теперь оставалось встать, перейти улицу и подняться на второй этаж в квартиру Ферро. Но что-то еще удерживало Донцова на месте. Что?
