вообще ничего не хотелось, даже думать. Только бы смотреть вдаль, где соединяются небо и вода и куда никак не может закатиться бледно-желтый диск солнца.
Ренате здесь очень нравилось. Она быстро освоилась на яхте и со всеми нашла общий язык. Капитан Василий Васильевич, которого все называли Василичем, был человеком добродушным и немногословным. Он любил простые вещи: порядок, любил давать указания и чтобы его слушали, а также уважал хорошую закуску под водку. Дима – милый мальчик двадцати пяти лет. Тихий, прилежный, почти незаметный. Он отличался дружелюбием и отзывчивостью. Алексей. Этого мужчину не заметить просто невозможно. Он был красив, но это была отнюдь не навязчивая красота «мачо» из ночного клуба – мускулистого типа с зализанными гелем длинными волосами. От Алексея веяло уверенностью в себе и надежностью. Рената очень быстро определила, что Суржиков и Фианитов – соперники. Это было видно по их манере общаться друг с другом, по их взглядам и еще по сотне никому не видимых мелочей, которые смогла уловить Рената.
Валера, как ни странно, держался без особого напряжения. Пребывание рядом с ним его «дамы сердца» Фианитова больше не смущало. Появление его некрасивой подружки обсудили, посмеялись над этим фактом – и забыли. Она с экипажем поладила и работы не боялась, и потому ее приняли. С Ренатой больше других сдружилась Лариса. Самой Ренате Лара тоже понравилась. Она была довольно-таки сложной натурой, держалась как серая мышь, но было ясно, что это не ее истинная сущность. Лариса поражала Ренату сочетанием бестолковости и расторопности. Лара не была яхтсменкой и с трудом ориентировалась в такелаже, отчего терялась и очень стеснялась. Но зато она проворно со всем справлялась, когда дело касалось привычных для нее вещей. Например, у нее здорово получалось готовить. Рената пока что не понимала, как эта утонченная особа оказалась в походе. Она не производила впечатления любительницы экстрима, а другой причины, по которой такие женщины идут под парусом, чтобы болтаться две недели черт знает где, Рената не видела. Впрочем, впереди еще уйма времени, чтобы понять и мотивы, и характер Лары.
– Под утро ветер поднимется, вон облака собираются, – сообщил Василич.
– Было бы неплохо, а то мы еле тащимся.
– Нормально идем. А грот все-таки не помешает поставить.
Мужчины продолжали неторопливо обсуждать погоду, когда Рената отправилась спать. За ней последовала Лариса. На яхте имелись две каюты, камбуз, санитарный закуток и миниатюрная кают- компания, где команда принимала пищу, когда шел дождь, а в ясную погоду все трапезничали на палубе. В одной из кают расположились они с Ларой и Дима. Ночи были теплыми, и можно было обойтись без спальных мешков. Рената устроилась на кожаном матрасике, накрылась толстым одеялом и с удовольствием вдохнула соленый запах моря. В узком иллюминаторе виднелось небо. Тихо шелестела вода, лодка осторожно качалась на волнах и убаюкивала Ренату.
Засыпая, она подумала о том, что на нее здесь никто не смотрит как на уродину. На яхте внешность вообще отходит на последнее место. Никакой косметики, сложных причесок, туфель на каблуках и прочей дребедени. Все одеваются удобно и практично. Старые свитеры с вытянутыми рукавами, заношенные до дыр куртки, полинявшие футболки, тренировочные штаны, толстые махровые носки, кеды – самый подходящий наряд для яхтсмена. Старые вещи потом и выбросить не жалко, если они запачкаются или порвутся. В холода натягивают ватники, укутываются в тряпье; от дождя спасаются резиновыми сапогами и «непромоканцами» – прорезиненными бесформенными комбинезонами и куртками.
– Кто-нибудь! Принесите латы!
– Вот! – Лариса протянула старый «непромоканец» Суржикова.
– Епишкина мать! Зачем ты мне это даешь?! Я латы просил!
– Так разве… – Лариса смекнула – она сглупила, и поспешила скрыться в фор-люке, пока на нее не обрушился капитанский гнев.
– Латы – это плоские дощечки, которые вставляются в парус для придания ему жесткости, – объяснила Рената. Она, как и Лара, не была опытным яхтсменом, но кое-что успела усвоить.
– А-а-а! А я-то подумала, что латы – это, судя по названию, нечто для защиты… Рыцарские доспехи латами называются. Ну, я и схватила прорезиненную куртку, как наиболее близкую по назначению.
– Не беда, я и сама еще плохо во всем этом ориентируюсь. Справочники перед походом пролистала, чтобы хоть немного быть в курсе, – улыбнулась Рената. – Ты под банками посмотри, а я в каюте.
Рената тоже спустилась. По стенам было развешено множество шкафчиков и полочек, в которых хранились яхтенные принадлежности – все на своих местах. Она не представляла, где могут лежать латы. Судя по их размеру, выходило, что где угодно. Рената принялась открывать дверцы одну за другой. Коробочки с гвоздями, веревки, салфетки, кисти, соль… Все нужно, все на борту пригодится. Тот, кто проводит на яхте каждые выходные, найдет латы с закрытыми глазами, а ей приходится действовать наугад, причем быстро, чтобы не заставлять ждать команду.
– Ну, долго еще?! – донесся сверху недовольный голос.
– Валера, объясни барышне, где искать, – раздраженно попросил капитан.
– Ларочка, латы у нас хранятся в каюте, у самого носика, с левой стороны.
– Я сейчас! – ринулась она к Ренате. – Не нашла? На носу, говорят, они лежат.
– Угу. Я слышала. – Рената достала несколько чехлов. – «1–2 стаксель. 3–4 стаксель», – прочитала она. – Это не то. Вот еще. – Она выбрала латы для грота и протянула их Ларисе.
Наверху утихли страсти – для установки паруса теперь все было готово. Рената окинула взглядом беспорядок, который она устроила в этой суматохе, и тут же принялась за уборку. Нужно было все вернуть на свои места, и не абы как, а аккуратно разложить по полочкам. Это оказалось не так-то просто сделать: Рената не запомнила, где что лежало, а уместить вещи произвольно не получалось. Лодка – не квартира, на ней барахло по шкафам не распихаешь! Но Рената не сдавалась. Времени много, и спешить ей некуда. Она стала методично наводить порядок: вываливала непослушные вещи на пол, чтобы уложить их снова. Возможно, кому-то эта работа показалась бы нудной, но только не Ренате: она была увлекающейся натурой и могла найти интерес в любом, даже в самом скучном деле, а ее ангельское терпение этому очень даже способствовало.
– Хозяйничаешь? – В каюту заглянул капитан. Установка грота завершилась, и Василич решил оставить Суржикова с Фианитовым вдвоем, без своего неусыпного руководства. Он порылся в ящике стола и выудил пачку сигарет. – Это правильно. Море любит порядок, – одобрил Василич, отправляясь на палубу.
Рената не заметила, как добралась до нижних стеллажей, где хранился всякий хлам, который не очень- то и нужен, но и выбросить его жалко. Чего там только не было: чьи-то изрядно поношенные кроссовки, свитер, больше похожий на тряпку, слегка поржавевший корпус от фонаря, потертая спортивная сумка с порванной ручкой, набитая газетами, и множество полупустых пакетов. Охваченная азартом, Рената уже не могла остановиться – руки ее жаждали деятельности. Здраво рассудив, что половину этих вещей можно смело отправить на помойку, она принялась за дело. На полу быстро образовалась горка мусора, к которой просились и газеты из сумки. Скомканный первый лист «Аргументов и фактов» вскоре там и оказался. Она достала плотный газетный сверток. Немного поколебалась, стоит ли его разворачивать – все-таки это уже не мусор, получится, что она копается в чужих вещах. «Может, там бутерброды кто-то с прошлого года оставил. Ничего не случится, если я в сверток загляну», – рассудила она и развернула газеты. Под слоем бумаги ее пальцы ощутили нечто твердое, и Рената уже не сомневалась, что у нее в руках – отнюдь не протухшие бутерброды. Появилось некое предчувствие, что-то засвербело в области сердца, отзываясь холодком в кистях… Интуитивно оглянувшись, словно она совершала нечто предосудительное, она торопливо принялась освобождать содержимое от упаковки. Вскоре показался пакет из плотной ткани. Внутри находился свернутый трубочкой холст. Логика, упрямая и безупречная, настойчиво твердила ей: ничего хорошего ее не ждет, знание чужих секретов до добра не доводит! Но и удержаться не было сил: Ренату одолевало любопытство, и было уже поздно – она уже сунула в эти секреты нос.
Яркое небо, освещенное зимним солнцем, искрящийся снег, резвая тройка и раскрасневшийся от мороза мужик на санях. Она держала в руках картину! Странное чувство охватило Ренату: смесь восторга с глубочайшей тревогой. Ей показалось, что зимняя свежесть ворвалась в каюту и обожгла ее холодом; ей почудилось дуновение ветра, заискрились на солнце снежинки, заскрипели сугробы и послышался топот копыт и перезвон бубенцов…
Это полотно она видела раньше, вернее, слышала его описание, настолько подробное, что перепутать
