ее вывозили в райцентр – в магазин за обновкой. Но она не могла выбирать одежду на свой вкус – что ей носить, решал муж. Лейла ему не перечила, решив выйти замуж за Миндию, она обязалась жить согласно с традициями горцев, а они предполагали полное послушание. Ей было все равно, что носить, хоть мешок, в любом случае, жизнь была ей немила. Впрочем, одевалась Лейла, по ее мнению, как раз в самые настоящие мешки – один бордовый, на ногах, второй – темно-серый, на плечах.
– Это из-за картины. Все из-за того, что я ее продала, – часто повторяла она чуть слышно, кляня злодейку-судьбу.
Лейла умерла рано. Причину ее смерти местный лекарь внятно объяснить не смог. В итоге установили – смерть от сердечной недостаточности, что, в принципе, было недалеко от истины. Не прижилась она на Кавказе, зачахла из-за отсутствия в ее жизни любви и от душевного одиночества.
В последние годы своей жизни Лейла была особенно подавленной, она часто украдкой плакала, молилась, разговаривала то ли со святыми, то ли сама с собой. В семье посматривали на нее косо и считали, что она потихоньку выживает из ума. Голова женщине нужна для того, чтобы носить платок, поэтому расстройство здоровья этого органа никого в ее семье не обеспокоило.
Однажды Лейла подозвала к себе младшего сына, Звиада, которого она любила больше других своих детей.
– Та сказка, которую я тебе рассказывала несколько вечеров подряд, – про меня. Она должна иметь счастливый конец, и я надеюсь на тебя. Найди это чародейское полотно! Оно было дано мне на счастье, но я его не уберегла. Нельзя так поступать с сердечными подарками, ими дорожить надо. Ты должен исправить мою ошибку. Найди полотно и береги его.
Звиаду тогда было восемь лет, и он не совсем понял смысл сказанного, но слова матери крепко врезались в его память. И еще – ее взгляд: тяжелый, исполненный безысходности и тоски.
Лейла рассказывала странные сказки, очень не похожие на те, которые обычно рассказывают детям. Мальчик слушал ее с удовольствием, ему нравились эти таинственные истории, от которых у него иной раз замирало сердце и хотелось спрятаться под одеяло.
Ближе к старости Звиад стал часто вспоминать мать, а заодно – и сказку про чародейское полотно. Раньше на подобные размышления у него не было времени. Все спешил куда-то, несся как ошалелый, некогда ему было останавливаться. Теперь, когда жизнь наладилась, Звиад любил устроиться у камина и подумать о вечном. Где сейчас полотно Кустодиева, он не имел представления, но при его связях и деньгах найти его было несложно. Звиад так и поступил: обратился к своему человеку из частного розыска и приготовился к ожиданию.
Полученная информация его не удивила: похожая по описанию картина Кустодиева оказалась там, где ей и положено быть – в Русском музее, только не в залах, а в запасниках. Он получил полный отчет о поисках и несколько фотографий картины. Звиад предпочитал созерцать искусство только в натуральном виде, никаких репродукций и уж тем более фотографий. Полотно следовало добыть хотя бы потому, что оно принадлежало его матери и, следовательно, теперь принадлежит ему. Как ему заполучить музейный экспонат, Звиад вскоре придумал.
Фианитов приехал в особняк Звиада в точно назначенное время. На заднем сиденье его автомобиля лежал аккуратно упакованный в несколько пакетов экспонат из Русского музея. Скольких нервных клеток ему стоило сперва выманить ее у Арины, затем держать у себя и везти через весь город эту картину, знал только Господь Бог. Больше всего его бесило то, что он вынужден прогибаться под этим плебеем Звиадом и выполнять его распоряжения! Теперь Фианитову требовалось сделать последнее усилие над собой – переступить порог этого проклятого дома, отдать полотно, выслушать поучения дикаря, и тогда, наконец, от него отвяжутся.
Гнетущее чувство тревоги нарастало с каждым часом. Валерию казалось, что картина на него давит. При одном взгляде на нее в его голове выстраивалась неприятная цепочка дальнейшего развития событий. Разоблачение, арест и неизбежное наказание. А может, все обернется еще хуже? Его убьют! Да, именно так! Он слишком много знает, чтобы остаться в живых! Звиад – страшный человек, для него отправить кого-нибудь на тот свет ничего не стоит. Валерий чувствовал спинным мозгом – судьба устроит ему какой- нибудь подвох. Он был уверен, что эта история для него закончится плохо.
Фианитов крепко сжимал в руках пакет с упакованным в него «Зимним утром». Его рука мелко тряслась от страха и напряжения. Хотелось швырнуть его подальше и бежать отсюда со всех ног! Картина вымотала ему всю душу, и держать ее в руках было невыносимо трудно.
Валерий застыл посреди гостиной в позе истукана. Присесть ему не предложили, а сам он сесть не решился. Хозяин вальяжно, по-барски расположился в кресле у камина.
– Добрый день, Валера, – поприветствовал его Звиад. – Молодец, что пришел.
– Я принес полотно, как мы и договаривались. – Валерий сделал несколько шагов вперед и протянул хозяину пластиковый пакет.
– Знаю, – спокойно произнес Звиад. Он взял пакет и кивнул гостю на стул.
Фианитов присел на краешек, хоть и знал, что так присаживаются только неуверенные в себе люди. В другой раз он не позволил бы себе этого сделать – уселся бы нормально, выпрямил спину и придал взгляду снисходительность: как он читал когда-то в трактате одного психолога, так поступают независимые люди. Но сейчас контролировать свое поведение он не мог – нервы шалили и мешали ему мыслить трезво. Его судьба зависела от Звиада и его шайки, и это здо€рово выбивало Валеру из колеи. Звиад тем временем неторопливо освобождал картину от упаковки, брезгливо бросая пакеты на пол. Валерий поморщился – он считал себя человеком, принадлежащим к высокому обществу, а ему, по какому-то нелепому недоразумению, приходится иметь дело с сомнительной публикой! Его воротило и оттого, что Звиад так бесцеремонно относится к произведению искусства, и оттого, что картина великого художника теперь будет находиться в его руках. Себя Валерий виноватым в этом отнюдь не считал. Автор всей аферы – Звиад, а он всего лишь жертва обстоятельств.
Звиад равнодушно взглянул на полотно: сельский пейзаж, сани с лошадьми, вдали какие-то избенки… Он разочаровался – ожидал большего. Из-за чего такой ажиотаж – непонятно! То, что репродукция «Зимнего утра» его не впечатлила, – это другой вопрос. На то она и репродукция. Картину нужно рассматривать в подлиннике. Копиями пусть довольствуются другие, а он, Звиад Джвалия, признает только настоящие вещи.
Картина как картина, у него дома есть и получше. Ну и что, что известный художник ее написал? Подумаешь, раритет! В его гостиной висят полотна Айвазовского. Айвазовский, по мнению Звиада, тоже был не фонтан, но он хотя бы море и корабли рисовал, а их он любил. Звиад так и говорил гостям, небрежно демонстрируя свою галерею: «Вот неплохая тема, взгляните». Деревню же он считал вообще недостойной внимания – он сам в ней вырос. Вернее, в ауле, среди Кавказских гор.
С детства Звиад мечтал о городе, и не о каком-нибудь захудалом райцентре, а о Москве. Повзрослев, он не пошел стандартным путем сельской молодежи, поступать в столичный вуз не стал. Такая простая мысль в его голову просто не пришла: он и школу-то едва осилил, какой тут институт? Но тупым Звиад вовсе не был. Напротив, мальчик всегда отличался сообразительностью и схватывал все на лету. Но со школой отношения у него не заладились сразу, и он с первого класса перебивался с двоек на тройки. Учиться ему было неинтересно и незачем. Пренебрежение к учебе было внушено ему в семье: дед всю жизнь был чабаном, никогда не учился, отец последовал его примеру. И ничего – живут и считаются уважаемыми людьми.
В Москву он приехал не на пустое место. Земляки его встретили, помогли в первое время, словом, пропасть не дали. А дальше уже Звиад обустраивался сам. Набил себе немало шишек, понемногу пообтерся, разобрался, что к чему, и постепенно встал на ноги. Монетка к монетке, рублик к рублику, несколько сделок, идей, удачных контрактов – и Звиад выбился в люди. Свой бизнес он построил самостоятельно, чем очень гордился. Отстроил особняк поблизости от Мытищ и с полным правом стал считать себя коренным москвичом.
С годами его благосостояние росло. Шумная Москва Звиаду наскучила, и он перебрался в Питер. В живописной курортной зоне на берегу Финского залива он построил себе симпатичный особнячок, где в основном и проводил свое время.
Звиад никогда не был сентиментальным. Просьбу матери – найти полотно – он выполнил из любопытства, ему стало интересно, из-за чего такой сыр-бор и каким образом эта картина может принести ему счастье. Звиад вообще слабо себе представлял, что такое счастье. Он предпочитал оперировать более
