— Тогда почему?
— Вам бы побольше уверенности в собственном сексуальном магнетизме.
— Правда? — Сасси рассмеялась, несколько нервно. — Вы просто стараетесь подбодрить молодую вдову.
— Возможно.
— Инспектор Френсис Флинн. Женат. Четверо детей…
— Пятеро. Джеффу десять месяцев.
— Влюблен в свою жену.
— По уши. Абсолютно.
Он оторвался от омлета, откинулся на спинку стула.
— Видите ли, каждому мужчине присущ врожденный инстинкт, противостоящий желанию женщины полностью подчинить его себе, как бы этот мужчина ни считал себя ей обязанным, как бы он ни любил ее. И пусть женщине кажется, что она знает о своем мужчине все, может дать подробный отчет о каждом моменте его дня и ночи, на самом деле это не так. Этого не допускает упомянутый мной инстинкт. Мужчине необходимо иметь какую-то частичку себя свободной, принадлежащей только ему. Особенно это трудно тому мужчине, который любит глубоко и искренне. Но, для блага женщины, так же, как и для своего собственного, эта частичка остается, он оставляет ее для себя. Эта частичка тоже имеет право на любовь, на флирт. И, какой бы близкой ни была мужчине женщина, он должен умирать в одиночестве. Только по этой причине, даже если бы других и не было, ни один мужчина, ни одна женщина, как бы они ни любили друг друга, не отдаст свое право иногда оставаться наедине с собой. Не отдаст свою индивидуальность. Не отдаст самое сокровенное. Так уж мы все устроены. Это относится и к женщинам. Да возлюбит нас всех Господь.
Сасси долго смотрела в свою тарелку.
— По-крайней мере, у вас добрый психоанализ. Полагаю, он стоит дороже десяти центов.
— Не меньше одиннадцати, — согласился Флинн.
— Вы умеет подбодрить человека.
— Я включу этот монолог в маленькую книгу проповедей. Называется она «Да, мир огромен, и везде живут люди».
— Пришлите мне экземпляр, — попросила Сасси.
— Позволю себе вручить его вам лично. — Флинн заказал чай. — Как я понимаю, ваш приемный сын вам не звонил. Чарлз-младший. Чики, так вы его называли?
— Нет, не звонил. Может, он не знает, что его отец погиб?
— Об этом знает весь мир.
— Наверное, скорбит в своей норе, как я — в моей. Надо ему позвонить.
— А представляется, что ему следовало позвонить вам.
— Если в семье смерть, не время выяснять отношения, — ответила Сасси. — Выпендриваться.
— Тогда почему вы ему не позвонили?
— Я… не знаю. Просто не хотела впутываться в дела Чики.
— В смысле?
— Смерть Чарли для меня огромная потеря. И я не хочу усугублять свои переживания общением с Чики. Я — эгоистка?
— Не знаю. А чем вам не угодил Чики?
— У него свои закидоны. Он — игрок. Азартный игрок. Иногда его как лихорадка охватывает. И ничто не может его остановить. Чего мы только не делали. Женился он молодым. Естественно, она от него ушла. Слава богу, детей не было. У Чики деньги не задерживаются. Не только деньги. Он продал тостер. Продал кровать.
— Он — фармацевт?
— Да. И практически постоянно работает. Уж не знаю, как ему это удается. Когда у него случается приступ игровой лихорадки, он становится сам не свой. Начисто забывает о том, что есть здравый смысл. Я считаю, что в таком состоянии он просто опасен. Кто знает, кому и что он может выписать. Он же настаивает, что именно в эти моменты ум у него, как никогда, ясный. Действительно, пока он никого не убил… насколько нам известно.
— Вы и судья, естественно, водили его к психоаналитику.
— К десяткам. Безрезультатно. Он сопротивляется изо всех сил. Я думаю, прежде всего он негативно воспринимает меня, моя сфера — психология преступников. Поэтому отношение ко мне он переносит на всех психоаналитиков, к которым мы его посылали. Каждый раз, когда Чики залезал в долги, а Чарли оплачивал их, ему ставилось одно условие: он идет к психоаналитику и лечится. Ничего из этого не получалось.
— И какие у него бывали долги?
— Три тысячи долларов. Год тому назад — семь тысяч. Шесть месяцев тому назад — двенадцать тысяч. Как видите, с кредитом у него все в порядке.
— А в последние шесть месяцев он денег не просил?
— Насколько мне известно, нет, — ответила Сасси.
— Вам известно другое, — мягко укорил ее Флинн. — Вы знаете, что в воскресенье Чики увел отца в лес, чтобы вновь попросить у него денег.
— Я ничего такого не знаю.
— Вы не знаете, но догадываетесь.
— Пожалуй, догадываюсь.
— Вы сказали, что судья вернулся с прогулки подавленным.
— Да. Но не сказал мне, в чем причина.
— Обычно он говорит вам о долгах Чики?
— Рано или поздно.
— Но на этот раз ничего не сказал.
— Следующим вечером он улетал в Англию. Наверное, не хотел огорчать меня перед отлетом.
— Вы говорите, больших денег у судьи не было?
— Нет. Не было. Наши доходы, правда, превышали расходы, поэтому какие-то деньги лежали у нас на банковском счету. Мы клали их на депозит, потому что знали, что рано или поздно они понадобятся Чики. В последний раз, когда речь зашла о двенадцати тысячах долларов, Чарли пришлось брать в банке ссуду.
— Он расплатился с банком?
— Да. Я в этом уверена. Но не знаю, сколько у него сейчас денег на счету. — Сасси отодвинула пустую чашку. — Бедный Чики. Не повезло ему. Такой важный, умный, красивый отец. Ну ни в чем он не мог с ним соперничать. И все-таки я думаю, что в глубине души Чики любил отца. Обожал его. Отец был для него богом. И я не знаю, кого Чики больше наказывал своей страстью к игре, себя или отца. Наверное, обоих. То ли он пытался доказать, что его отец — не бог, то ли наоборот. Представить себе не могу, что он сейчас делает.
— Сасси. — Флинн помолчал. — Вы должны смотреть правде в глаза. Вполне возможно, что перед тем, как сесть в самолет, улетающий в Англию, ваш муж знал, что ему нужны деньги, много денег.
— Я это понимаю, Френк. — В ее глазах застыла боль. — Я не говорю вам ничего такого, о чем я сама уже не подумала. Но концы с концами не сходятся.
— Что не сходится?
— Утром я получила письмо. Вы помните, то ли Гроувер, то ли вы сами сказали, что в утренней почте я получу страховой полис на полмиллиона долларов.
— Да, — кивнул Флинн. — Я и сказал.
— Так вот, полиса я не получила. В страховой компании работают умные люди. Я получила письмо, в котором указано, что сумма страхования жизни при воздушном перелете не может превышать ста двадцати пяти тысяч долларов. Вроде бы на автомате все так и написано, большими буквами. Но мы резвились, как дети. Люди указывали на нас пальцами. Если б мы думали о том, чтобы застраховаться, а не устроили из этого игру, мы, конечно, заметили бы это предупреждение, не так ли?
— Не знаю, — ответил Флинн. — Откровенно говоря, мне с трудом верится, что кто-то сводит счеты с жизнью и при этом убивает еще сто семнадцать человек за сто двадцать пять тысяч долларов, даже за
