входа. Сопротивляться было бесполезно.
«Пройдешь двести метров. Сядешь на любую скамейку», – прозвучало в голове как приказ.
Голос был ни мужской, ни женский. Какой-то странный голос, видимо, специально скорректированный таким образом, чтобы узнать его было невозможно.
«Я просто посмотрю, – сказал себе Тихон. – Просто зайду и посмотрю на эту… скамейку…»
В парке было безлюдно – по крайней мере в той его части, где начинался конноспортивный комплекс. Редкие прохожие медленно шли вдоль аллеи, старательно обходя тонкие ручейки тающего снега и радуясь весеннему солнцу. Как-то незаметно, в один день, пришла весна, и Тихон только теперь это заметил. Заметил – и сразу перестал о ней думать, увидев неподалеку начинающийся ряд выкрашенных свежей краской деревянных лавочек.
Тихон остановился.
«Не нужно этого делать, – сказал он себе. – Не нужно. Ведь они могут следить за тобой. Они могут увидеть твои маневры и истолковать их неправильно. Они могут подумать, что ты что-то замышляешь…»
Подумав о том, что сейчас совсем рядом, в нескольких метрах от него могут находиться
И подозревал – каждого.
Это был какой-то виртуальный, неестественный мир, в котором все подчинялось законам игры и в котором каждое действующее лицо – или союзник, или противник. Или друг, или враг, третьего не дано, и отличить одного от другого – ох как сложно! В этом, наверное, и состоит цель игры…
Навалившееся оцепенение быстро прошло. Тихон развернулся на сто восемьдесят градусов и быстро зашагал в противоположном направлении, к выходу. Ветер ударил в лицо, словно пытаясь заставить его вернуться назад.
«Нет, – мысленно сказал Тихон ветру, – ничего у тебя не получится».
В последнее время он часто разговаривал вот так – с предметами и явлениями природы. С двигателем своей машины, с телефонными аппаратами, с ночным небом, с тенями на потолке…
У выхода на Балаклавский проспект перед воротами лесопарка разлилась огромная лужа. Жалкие клочки серого снега по краям дороги таяли на глазах и ручьем текли вниз, заставляя прохожих пробираться вперед по самому краю, нелепо поднимая кверху носки ботинок, жаться к тротуару или идти вброд, рискуя промочить ноги. Третьего было не дано.
Тихон опустил глаза вниз – ботинки оказались мокрыми. Он пошевелил замерзшими пальцами и почувствовал, как внутри противно хлюпает вода. Видимо, и сам не заметил, как вброд перешел это маленькое озеро, и не почувствовал, как промочил ноги…
До того ли ему было!..
Солнце светило в глаза, ослепляя. Плескалось в луже и, видимо, насмехалось над Тихоном, который не придумал ничего лучшего, чем снова переходить эту лужу вброд, раз уж он все равно промочил ноги и испачкал ботинки. Ему было все равно по большому счету. Он и не замечал даже, как заледенели и скрючились пальцы.
Машину он оставил неподалеку от входа в парк. И уже достал из кармана распахнутой настежь спортивной куртки пульт от сигнализации, когда вдруг увидел совсем рядом, слева от себя, девушку с коляской.
Вернее, девушку он сначала не заметил. Заметил коляску. Бледно-розовую, с малиновыми вставками, точно такую же, как та, что стояла еще позавчера утром у него в прихожей и безумно его раздражала. Коляска была не просто похожей, а точно такой же.
Все это, конечно, ничего не значило. Половина города Москвы отоваривается в «Детском мире», и Юлькину коляску туда завезли уж точно не в единственном экземпляре.
Это было ужасно глупо – стоять вот так и пялиться на эту коляску. Но Тихон не мог ничего с собой поделать – стоял и пялился. А девушка как раз остановилась в замешательстве напротив лужи.
Девушку он тоже разглядел. Вернее, заставил себя ее рассматривать, чтобы только отвлечь свое внимание от проклятой коляски, которая, на беду, оказалась точно такой же, как Юлькина. Девушка была молодая, обыкновенная, в короткой меховой курточке, в голубых джинсах, узких ботиночках с круглыми носами и в смешном берете темно-синего цвета. Берет показался Тихону смешным потому, что был девушке как будто великоват. Но вполне возможно, это была такая мода сейчас…
«Только не смотреть, – приказал себе Тихон. – Только не смотреть на коляску. Иначе ты, приятель, просто сойдешь с ума».
Застыв как вкопанный и не понимая, что ему уже давно пора идти своей дорогой, он продолжал рассматривать девушку. Волосы ее, длиной чуть ниже плеч, волнистые, каштановые с золотом, лежали на воротнике куртки и, наверное, слегка щекотали девушке шею. Почему-то он подумал, что прикосновение таких вот волнистых и шелковистых прядей при каждом движении головы должно вызывать именно такие ощущения.
Он подумал об этом и тут же забыл и снова уставился на коляску как последний дурак.
Через секунду она обернулась, не выдержав, видимо, настойчивого его взгляда. И уставилась на него – немного растерянно и немного вопросительно.
А он все смотрел на коляску и только краем глаза заметил, что у девушки, кажется, большие зеленые глаза.
«А сейчас, – сказал он себе, – ты просто подмигнешь ей и пойдешь дальше своей дорогой. Сейчас ты сделаешь так, как делал всегда, встречая молодых симпатичных девушек».
Он сказал себе это один раз и повторил еще раз, и третий раз, совсем строго. Но ничего не получалось. Глаз не подмигивал, словно разучился делать это нехитрое движение. Ноги не шли ни вперед ни назад, ни вправо ни влево.
– Вам помочь? – услышал он голос, который, по всей видимости, был его собственным, несмотря на то что звучал как-то по-другому.
Девушка в ответ пожала плечами. Прядь золотисто-каштановых волос выскользнула из-под воротника и свернулась пружинкой. Лицо у девушки было очень расстроенным.
– Если бы я знала… – сказала она непонятно.
– Что? – спросил Тихон, украдкой еще раз взглянув на коляску.
Точно такая же. Розовая с малиновыми вставками. Почему?.. Почему она – точно такая же?..
– Если бы я знала, что здесь лужа, – объяснила девушка, – пошла бы другой дорогой.
– Идите по снегу с краю. А я перевезу коляску.
Она опустила взгляд, разглядывая его ботинки. Тихон для наглядности задрал вверх и снова опустил носки.
– Они все равно мокрые. Я два раза уже здесь прошел. Один раз туда и еще один раз… обратно, – объяснил он и зачем-то поскреб пальцами затылок.
Несколько секунд девушка раздумывала, разглядывая Тихона, словно пыталась решить для себя, можно ли доверить ему коляску. Потом наконец решилась:
– Хорошо. Спасибо вам.
– Не за что. Я пока еще ничего не сделал.
Она отпустила пластмассовую малиновую ручку и сделала неуверенный шаг в направлении тротуара. Тихон ободряюще улыбнулся, схватился за ручку, чувствуя ладонями тающее тепло ее рук, и сделал шаг вперед, приказав себе не заглядывать внутрь.
Ни в коем случае не заглядывать.
Заглянешь внутрь – и сразу же начнется паранойя. Маленькие дети очень похожи, они все практически на одно лицо, их и отличить-то друг от друга невозможно при всем желании, поэтому нельзя, ни в коем случае нельзя заглядывать в коляску, иначе…
Он все-таки заглянул в коляску.
И увидел в коляске Юльку.
Увидел и мстительно сказал себе: «Так тебе и надо, идиот. Так тебе и надо, кретин несчастный.
