Лиза с облегчением последовала ценному совету, на ходу пытаясь сообразить, что это за Верхний Город, о каком дворце идет речь и почему ее приняли за служанку. Все это было очень странно, но она на всякий случай решила ничему не удивляться. Через несколько минут девочка оказалась на краю огромной площади, запруженной толпой, заставленной телегами и лотками под разноцветными навесами. В воздухе стоял невероятный шум: громкие голоса торговцев и покупателей, ржание лошадей, скрип колес, плеск воды, стук рассыпающегося по прилавкам товара, шарканье сотен ног по булыжнику. Лизе показалось, что она вот-вот оглохнет, да и в глазах у нее зарябило. А когда она подняла взгляд, у нее захватило дыхание: вдалеке, за рыночной площадью, уступами поднимался огромный холм, сплошь застроенный прекрасными домами, а еще выше, над крышами, на самой вершине холма, упираясь в сияющее голубое небо, стоял величественный многобашенный дворец, и флаг на самой высокой из башен, казалось, задевал облака.
— Красота какая… — невольно вырвалось у Лизы. И тут же в сердце у нее зародилось непреодолимое желание во что бы то ни стало попасть во дворец. Она все смотрела и смотрела на гордые башни, и внезапно в глубине души возникла необъяснимая уверенность: когда-то давным-давно, она, Лиза, уже была здесь! И ей хочется не добраться до дворца, а
«Осторожнее!» — завопили со всех сторон. Возмущенные голоса и сильный запах рыбы вернули Лизу к действительности. Она попала в рыбные ряды: на сотни шагов вокруг расстилались прилавки, сверкающие чешуей, остро и свежо пахнущие морем. Бабушка, конечно, иногда брала Лизу с собой на рынок за покупками, но то, что происходило здесь, не шло ни в какое сравнение! Цвета казались в сто раз ярче, запахи — в сто раз сильнее, да и товар на прилавках был такой, что просто глаза разбегались: и рыбы, и ракушки с моллюсками, и какие-то то ли каракатицы, то ли осьминоги, и даже водоросли. Да, тут было на что посмотреть! «Должны быть еще и цветы, и фрукты! — сообразила Лиза. — Вот куда я пойду. Уж там-то должно быть еще интереснее». Лиза двинулась вдоль рыбного ряда, но ей определенно не везло: зазевавшись, она едва не опрокинула плетеную корзину, полную сверкающих рыбин.
— Ты что тут под ногами крутишься! — рявкнул на нее старикашка-рыбник, в мокром фартуке, облепленном чешуей. — Купить чего хочешь — покупай, а без дела не шляйся.
Лиза испуганно отскочила в сторону, подумав: «Не все они тут такие уж благодушные!» Однако у нее немедленно нашелся защитник в лице еще одного торговца рыбой, усатого толстяка:
— Ну чего ты на нее напустился, кум Найк? Напугал до полусмерти ребятенка! Ты чего-то не в духе сегодня. Можно подумать, у тебя сильф за завтраком из-под носа утреннюю плюшку утянул!
Услышав слово «сильф», Лиза нырнула за цитадель, сложенную из корзин, и затаила дыхание. «Вообще-то подслушивать нехорошо… ну да ладно!» — решила она.
— Тебе хорошо говорить! пробрюзжал старикашка. — У тебя, поди, дворцовые-то весь воз скупили, а я нынче в убытке, кум Салмон.
— А ты не вешай нос раньше времени, куманек! Они еще и вторым заходом на рынок-то спустятся, вот только выгрузят, что накупили. Сам знаешь, господину нашему Гранфаллону такую ораву дворцовых гоблинов кормить — парой возов рыбы не обойдешься, а тролли тоже жрать горазды. Что им телега рыбы — ам и нету. Особенно этому, самому большому, Абырвалгу, который грузы наверх тягает.
«Гоблины?! Тролли?!» — в ужасе подумала Лиза.
— Так что ты, кум, погоди горевать. — Продолжал добродушный толстяк Салмон. — Будет и тебе прибыль. Уж чего-чего, а платит-то господин Гранфаллон щедро, не пожалуешься.
— Это точно! — смягчился старикашка; — И вот ведь светлая голова, гоблинов да троллей и тех к делу приспособил, а?! Говорят, гоблины у него во дворце теперь уборку делают, а скоро и за покупками сами ездить будут! На троллях! Ну коли совсем от них не избавишься, так пущай толк будет. Это же надо такое удумать!
— Да уж, наверно, способ какой знает, — пожал мощными плечами кум Салмон. — Видал, какие у него тролли-то послушные стали — по струнке ходят. А то ведь в старину сказывали, злобные они.
— Это все гномьи басни! — желчно сказал кум Пайк. — Гномам они сильно жить мешали, вот те и наплели невесть чего. Ну теперь-то на них самих управа нашлась!
— Ты, никак, гномов не любишь, кум?
— А чего их любить-то? Всего и дел, что колпак да борода, а туда же, нос дерут. Ничего-о, теперь-то их к ногтю прижмут! Указ слыхал? Хочешь в городе торговать — брей бороду. Думаешь, чего их не видно? Они ж скорее удавятся, чем с бородой расстанутся! Ух и голова наш господин Гранфаллон!
Кум Салмон расправил усы:
— Сам бороды не носит, вот и решил всех под себя обкорнать. А по мне так зря он гномов-то прищучил.
— Ну коне-е-ечно, ты ж с ними торговал! Рыбу эту у них покупал еще… слепая-то которая.
— А, слепошарку, из подземных рек? Да не в том дело! Кому они мешали-то? Кто теперь по кузнечному делу будет? По ювелирному?
— Сами с усами! — возразил старикашка. — Ты бы, к слову сказать, куманек, усы-то, того… В указе, конечно, про бороды только было, но на всякий случай.
— Эх! — только и махнул рукой кум Салмон. — Погожу пока.
— Вот еще, говорят, праздники господин Гранфаллон скоро новые заведет…
— А старые как же?
— Ну, по мне так ежели День Мелюзги отменят, так плакать не буду. Это ж подумать только: целый день ни одного сорванца за уши драть не смей и кого ни встретишь — леденцами оделяй! Эй, козявка! — спохватился он. — Ты где? Хочешь заработать грошик — иди помогай рыбу складывать. Где она?
— Сбежала, небось, рассудил Салмон и отер руки о фартук. Ой, глянь, кум, опять летят! — он ткнул пухлым пальцем куда-то в небо.
Лиза, которая, как зачарованная, слушала этот разговор, осторожно высунулась из-за корзин и проследила, куда он показывает. Невдалеке, над грудами фруктов и овощей, стремительно, как стайка стрижей, пронеслись в воздухе несколько крылатых фигурок. Только это были никакие не птицы, а маленькие человечки с прозрачными, как у стрекоз, крыльями. Их ловкие ручки молниеносно похватали кто что смог — ив мгновение ока стайка летучих безобразников взвилась ввысь и исчезла под вопли разгневанных торговцев.
— Вот паршивцы! — от души сказал Салмон, с интересом наблюдавший за происходящим. — Наше счастье, что они рыбу не едят. И ведь гляди, кум, какие храбрые — сегодня только одного ихнего из арбалета подстрелили, а они опять за свое.
— И правильно сделали, что подстрелили! — старикашка-рыбник злорадно затрясся так, что с фартука чешуя посыпалась. — За дело. А не воруй, нечисть летучая! Жалко, не насмерть.
— Рыбы и ракушки! — возмутился толстяк. — Да что ты такое городишь, кум Пайк? Куда же оно годится, сильфов стрелять?! Ну, воруют, так все ж привыкли. И они привыкли. Вот мне дед мой сказывал, бывало, поставишь им какое угощение — булочек там свежих или чего еще, рукой машешь — так ведь не возьмут. А отвернешься — тут как тут, цап и нету. Им так вкуснее. Ну что мы, обеднеем, что ли!
— Я б вообще капканы на них ставил! — старикашка Пайк стукнул кулаком о прилавок. — Мне давеча Меллон говорил, чуть не на сто золотых они его обчистили в прошлый раз. А ты говоришь, не обеднеем! — И он повернулся к куму Салмону спиной, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
— А все одно не дело стрелять-то, — буркнул толстяк, тоже отворачиваясь и принимаясь раскладывать на прилавке рыбу и ракушки. — Я вот найду, кто это сделал, да потолкую с ним по- свойски.
Дослушав эту перепалку, Лиза крадучись двинулась дальше. «Надо отсюда бежать, причем срочно! — лихорадочно соображала она. — Гоблины у них тут, тролли… а они еще и гномов бреют, и в сильфов палят, ужас какой! Нет, конечно, я вовсе не боюсь… и вообще, было бы здорово увидеть гоблина или тролля… но лучше издалека». Наученная горьким опытом, она внимательно смотрела по сторонам, чтобы ничего не опрокинуть и ни обо что не споткнуться. Но, казалось, никто ее не замечал: торговля шла оживленно, и все в один голос нахваливали господина Гранфаллона и его многочисленных слуг, у которых такой хороший аппетит и такие тугие кошельки. «Интересно, а как я найду Бродячий Мостик?» — на мгновение
