— Го-о-осподи! — сутулая тень с тихим воем вскочила из глубокого кресла и заметалась по смутной комнате.
— А у вас что, часов нет? — спросил вдогонку Лева. Когда часы останавливаются, это значит… Что-то такое очень важное мелькнуло у него в голове, но тут же пропало. Ладно, потом.
— Остановились, — сутулый человек схватился за щеки и говорил таким голосом, будто у него страшно болели зубы. Причем все. — Остановились у меня часы, мальчик. Боже ты мой, неужели уже скоро утро?!
— Механические, что ли? Так завели бы, — посоветовал Лева.
— Ты что? — Пленник вскинулся. — Нельзя же!
Интересно, почему, подумал Лева. Неужели этот бедняга всё-таки спятил?
— А вы давно тут сидите? — спросил он.
— Д-давно… Не помню… дня два…
— А почему?
Сутулый человек уронил руки вдоль тела и уставился на него.
— Все тебе скажи, — прошипел он и снова рухнул в кресло. — Может, ты на него работаешь?
— Ну, почему вы тут сидите, он-то точно знает, так что в этом никакой такой тайны нет, — резонно возразил Лева. — Так почему?
— А ты, мальчик?
— А я живец, — не без гордости сообщил Лева. — Наживка. На меня разных хороших людей ловят.
Сутулый человек опять застонал.
— Только я собираюсь сбежать и вам предлагаю, — продолжал Лева, понимая, что даже если на самом деле этот человек работает на того, его, Леву, это вряд ли остановит. — Лев Аствацатуров меня зовут.
— Смуров, Илья Ильич, — вяло представился сутулый. — Ац-ва… Ох. Шестой час, говоришь? Боже мой, боже, всего час остался…
— Час до чего? — требовательно спросил Лева. Он уже начал, не теряя времени, прощупывать стены. Ага, здесь все как наверху, а вот шахта лифта, а вот створки…
— Пытать придет, — бесцветно ответил Смуров. — Сам сказал.
— Так чего вы тогда тут сидите? — искренне удивился Лева. А между створками щель… А лифт у нас наверху…
— Что ты делаешь?! — Смуров с трудом встал и на шатких ногах подошел поближе.
— Ищу выход. Будем отсюда выбираться, — отвечал Лева, между тем сделав приятное открытие: журнальный столик тут тоже есть, но вовсе не пластиковый… Прогресс.
— Нет!
— Что? — Лева поднял голову от столика.
— Нет! Нельзя мне уходить!
— Погодите, — приостановился Лева, нащупав у столика отвинчивающуюся ножку. — Вот тут подержите, пожалуйста.
Смуров почему-то послушался.
— Вы что-то такое знаете, за что вас пытать будут, — так надо удирать! Почему нет-то? Пытки любите?
— Идиот! — свистящим шепотом заорал Смуров, выпустив столик. — Не могу я бежать, у меня же дочка здесь, дочка у меня, как ты не понимаешь?
Лева ахнул. Руки сами собой продолжали отвинчивать ножку столика.
— Бедная Маргошка… Она же ни при чем… А я хранитель, и он от меня ерунду просит, стишок, только я не скажу, и тебе не скажу, и никому не скажу, даже если он пытать придет… — бормотал Смуров.
— Хранитель чего?!
Смуров не ответил.
— Ты-то как сюда попал? — без интереса спросил он после паузы.
— Сверху. — Ножка у столика наконец отвинтилась. Вся надежда на неё. — Погодите, Илья Ильич, но стишок — это же действительно ерунда! Зачем же пытать за стишок? — удивился Лева вслух, а про себя подумал, что стишок, видимо, очень даже серьезный и что надо бы этого Илью Ильича показать, например, Филину. А здесь его явно оставлять нельзя.
— Ничего себе ерунда! Ничего ты не понимаешь! — снова взвился Смуров. — Это же хранительское заклинание! Он узнает — и городу конец!
У Левы в голове мелькнула мысль, что этот бедолага тут и свихнуться мог, потому что легко себе представить, каково это, когда запугивают дочкой и грозят пытками. Но забрать его отсюда надо точно.
— Погодите, — сказал он, прилаживая ножку в щель между створками лифта. — Не лезет… Илья Ильич, помогите, пожалуйста, отожмите створку совсем чуть-чуть, хорошо?
— А Маргошку как жалко! Она же умница у меня, она же музыку пишет, у неё же призы…
А стишок он давно просит… Он приходил ко мне на службу… ночью… да, кажется, ночью… но ведь ночью Эрмитаж заперт… как же он туда пробрался… не помню… мы вышли в висячий садик… он что-то говорил про гнездо птицы… я ещё помню, он закурил, хотя курить там строжайше запрещено… и «Павлин» почему-то играл, а сигнализация не сработала и овчарки не услышали… Но я же не могу! Всему же есть предел!
— Вот если мы отсюда сбежим, — подумав, медленно сказал Лева, прилаживаясь отжать створку углом изувеченного столика, потому что руками не получалось, — вот если мы сбежим, у нас с вами может получиться спасти вашу Марго. Честное слово. Вот увидите.
Скрииииип!
Лева исхитрился засунуть ножку в щель, они со Смуровым налегли на рычаг, и створки разошлись. Лева мгновенно вставил ножку враспорку, чтобы они не съехались обратно, и створки, побунтовав, смирились.
— Полезли, — скомандовал Лева.
— Ку… куда? — испугался Смуров. — В шахту?! Ты в своем уме, мальчик?
— Я Лев, — напомнил Лева. — У нас что, есть выбор? Или вы опять хотите остаться? В последний раз предлагаю! — Даже гномскому терпению приходит конец.
— Нет-нет, не останусь, нет… Но послушай, может, всё-таки снаружи спустимся, а?
— По фасаду лезть у всех на виду и без страховки?! — сердито мотнул головой Лева и вдруг отчетливо увидел на полу собственную тень, будто вырезанную из черной бумаги.
Луна! Это луна из-за туч вылезла! Лева высунулся на балкон и на секунду остолбенел.
Гостиница была оцеплена какими-то расплывчатыми фигурами — иные были просто гигантского роста. И они двигались с места на место, и по площади ползли их черные тени.
— Снаружи отменяется, — бросил Лева через плечо. — Идите, посмотрите сами.
Смуров метнулся к окну, выглянул и сдавленно ахнул.
— Видите, кто там? — спросил Лева. Собственно, вопрос был риторический — не хотелось признаваться, что он, Лев, не может толком рассмотреть местную стражу. Но Смуров неожиданно ответил:
— Мать честная, — потрясенно зашептал он, схватившись за голову. — Ходят! Ногами ходят! Это же они со всего города! И Атланты, все десять! И…
— Они каменные или бронзовые? — деловито уточнил Лева. — С каменными я могу договориться, они гнома послушают. Наверное, — без особой уверенности добавил он.
— Гнома? — недоумевающе переспросил Смуров. — Нет, там всякие… со всего города… Что ещё за глупости, мальчик?
— Не сладить. Затопчут, — сокрушенно произнес Лева.
Смуров все смотрел на площадь, как зачарованный.
— Ах я дурень! — он вдруг хлопнул себя по лбу. — А я-то думал — галлюцинации! Значит, тогда и под землей… — он осекся.
— Это вы о чем? — насторожился Лева.
