невыясненной жертвой.
— Откуда вам все это известно?
— Лорел сама мне рассказала. Перед тем как Лорел уехала отсюда, мы с нею были очень близки. Как мать и дочь. Она поведала мне, как убила Джаспера и почему. И я никогда, ни единой минуты не винила ее за это. — Мэйми Хейгдорн глубоко прерывисто вдохнула. — Единственное, за что я ее винила, это за то, что она вот так взяла и оставила сынишку. Ужасно, что она так поступила. Но она во что бы то ни стало хотела быть свободной, необремененной ничем, чтобы устроить свою жизнь. Мальчик был бы уликой против нее.
— Она вернулась к нему в конце концов, — сказал я. — Но для обоих было уже слишком поздно.
— Вы считаете, что ее убил собственный сын?
— До этого момента не считал. Но если он узнал, что она убила его отца... — я не стал заканчивать фразу.
— Но она его не убивала.
— Вы же только что сказали, что убила.
— Нет, я сказала, что она убила своего мужа Джаспера Блевинса. Но он не был отцом ребенка.
— А кто же был?
— Какой-то богатый парень в Техасе. Лорел забеременела от него, еще когда жила там. Его семья дала ей денег, и ее отправили сюда, в Калифорнию. Джаспер женился на ней ради этих денег, но нормальных отношений так никогда с нею и не имел. А я сроду не уважала мужчин, которые не любят простую картошку с мясом...
Я перебил ее:
— Откуда вам это все известно?
— Лорел рассказывала мне уже после того, как убила его. Вытворял с нею такое, чего ни одна женщина не потерпит. Вот почему она убила его, и я не виню ее за это.
Глава 30
Я поблагодарил Мэйми Хейгдорн и вышел из ее дома. Я действительно внес в дело некоторую ясность, пролив на него свет. Главное же заключалось в том, что изменилась цветовая гамма этой ясности.
Я поехал через перевал на ранчо Крага. Именно в том месте и начались все беды: там Альберт Блевинс швырнул в жену (или наоборот) лампой, положив тем самым конец и своему дому, и своей семейной жизни, и судьбе своего сына Джаспера, там завершилась убийством Джаспера его собственная семейная жизнь, там родился Дэви Спэннер и погиб Джек Флейшер. Теперь, когда ясность была внесена, мне захотелось увидеть это место ясным днем, но в другой цветовой гамме.
В долине дождя не было. Сплошная облачность местами прорывалась, и тогда в этих клочковатых разрывах виднелось голубое небо.
Я проехал через Сентервил и, не останавливаясь, повернул в сторону ранчо. Затормозил я, лишь когда доехал до Бурлящего Потока.
Фургон Генри Лэнгстона стоял на обочине. Поток превратился в узкий ручеек, вьющийся поперек дороги тонкими струйками, прорезавшими нанесенный за ночь слой грязи.
Я пешком прошел через эту грязь, осторожно ступая в глубокие следы, оставленные кем-то, видимо, Лэнгстоном, и вскарабкался по скалистой дорожке к ранчо. Окружающие его поля выглядели свежими и обновленными. Каждый стебелек травы, каждый дубовый листок были отчетливо видны. Небо светилось, и даже разбросанные по нему облака казались плывущими источниками света.
И только творения рук человеческих пришли в полный упадок. Все постройки как-то съежились и уменьшились в размерах на фоне неба, казавшегося огромной искривленной временной шкалой, охватившей своим сводом всю долину.
Следы Генри Лэнгстона вели мимо сарая к развалившемуся дому. Не успел я дойти туда, как он вышел из него со своим спортивным пистолетом тридцать второго калибра в левой руке и обрезом — в правой. На какую-то долю секунды мне в голову пришла дикая мысль, что он намеревается застрелить меня. Вместо этого он дружелюбно помахал мне обрезом и с явным удовольствием произнес мое имя.
— Я нашел орудие убийства.
— В доме?
— Нет. Он забросил его в реку. Когда я подошел, то увидел, что из грязи торчит наполовину отпиленный приклад.
Я взял у Хэнка из рук обрез и разломил его надвое. В казеннике торчали две пустые гильзы. Короткие отталкивающие стволы были забиты грязью.
— И никаких следов Дэви?
Хэнк покачал головой.
— Я думал, что он вернется сюда, на ранчо. Мне казалось, это как раз то самое место, которое он искал. Но я ошибся.
— Где группа преследования?
Хэнк показал на северо-восток, в сторону гор. Над ними висели черные тучи, набухшие по краям и готовые пролиться дождем.
— Они там, наверное, застряли, — сказал он с оттенком удовлетворения.
— Хэнк, ты не хочешь, чтобы его поймали, ведь так?
— У меня к Дэви двойственное отношение. Разумеется, я хочу, чтобы его задержали. Он опасен. Но не хочу, чтобы его застрелили без суда. Не забывай, что есть смягчающие обстоятельства.
Я знал это. Это была одна из причин, по которой я продолжал расследование дела. Спасти Дэви от обвинения в убийстве первой степени шансов было мало, но я надеялся, что Сэнди еще можно было уберечь от тюрьмы.
— Уедем отсюда, — сказал я. — По пути сюда я останавливался в Санта-Терезе и говорил с твоей женой по телефону.
Хэнк быстро бросил на меня виноватый взгляд.
— С Кейт все в порядке?
— Не совсем. Беспокоится за тебя и за себя тоже.
— Что с ней?
— Возможно, просто нервы. Сказала, что не желает говорить мне, потому что я не врач.
— Боится выкидыша, — мрачно пояснил он. — У нее было кровотечение незадолго перед тем, как я уехал вчера ночью.
Широкими шагами он прошел мимо сарая к дороге. Из сарая вылетела сова, раскрыв широкие глаза на своем изумленном лице. Хэнк выстрелил в птицу из своего спортивного пистолета. Он не попал, но мне все равно не понравилось то, что он сделал. Это напоминало мне выстрел Лупа в цаплю.
В Сентервил мы приехали каждый на своей машине. Хэнк остановился перед баром Эла Симмонса. Когда я вошел туда вслед за ним, он уже говорил по телефону.
— Соедините, пожалуйста, с оплатой по номеру вызова. Моя фамилия Лэнгстон.
Последовало долгое молчание, прерываемое гудками на другом конце провода и бормотанием радио — на этом. Эл Симмонс перегнулся через стойку.
— Еще какие-то неприятности?
— Надеюсь, что нет.
И, словно второй ответ на вопрос Эла, раздался голос телефонистки:
— Ваш номер не отвечает, сэр. Набрать еще раз?
— Спасибо, я сам позвоню. — Хэнк положил трубку и повернулся ко мне. — Должно быть, поехала в детский сад за сыном. Хотя вообще-то рановато.
Он вдруг резко шагнул к двери, словно его толкнули в спину или с силой дернули вперед. Меня остановил Эл Симмонс:
— Что у вашего друга на уме?
— Беспокоится за жену.
— Из-за этого убийцы?
— Да.
