— Думаю, что многие теперь не заснут спокойно. Всю северную часть округа взбаламутил, если хотите знать. По радио объявляли, что он проголосовал и его подвезли на каком-то грузовике.
— В каком направлении?
— На юг. Водитель грузовика сказал, что высадил его в Санта-Терезе.
Я вышел на улицу, чтобы сказать об этом Хэнку. Его фургон уже с ревом поднимался вверх, к перевалу. К тому времени, когда я достиг вершины, он был далеко внизу, на серпантинной дороге, карабкаясь, словно блоха, по изборожденному изломами горному склону.
Может, мне и следовало остановиться в Родео-сити. Но беда была в том, что я не верил в способность Пэннела принимать правильные решения. Если предположить, что Дэви укрылся в доме Лэнгстонов, то меньше всего хотелось бы устраивать перестрелку, в ходе которой могли пострадать невиновные.
Выехав на скоростное шоссе и миновав преграду, установить которую Пэннел приказал слишком поздно, я увеличил скорость до девяноста миль в час[17] и не снижал ее, пока не достиг пригородов. Спустившись вниз по первому же склону, я остановился неподалеку от дома Лэнгстонов.
Фургон стоял на проезжей части, из-под капота валил пар. Хэнк уже подбегал к дому с пистолетом в руке. Он крикнул:
— Кейт! Все в порядке?
Из дома с криком выбежала Кейт Лэнгстон. Она бросилась к мужу, упала на вымощенную плитками дорожку, не добежав до него, и встала с окровавленными коленями, жалобно рыдая:
— Я не сохраню ребенка. У меня из-за него будет выкидыш.
Хэнк прижал ее к себе левой рукой. В дверях появился Дэви. Небритый и перепачканный грязью, он держался неловко, словно актер, умирающий от страха перед выходом на сцену.
Хэнк вскинул правую руку, пистолет в ней казался темным удлиненным пальцем. Дэви смущенно посмотрел на Лэнгстона и открыл рот, желая что-то сказать. Хэнк несколько раз выстрелил в него. С третьего выстрела пуля попала Дэви в левый глаз. Он медленно осел на ступеньки крыльца и тут же умер.
Спустя час или немногим более я сидел в доме вместе с Хэнком. Уже приезжали представители местной полиции, которые взяли у него письменное объяснение и, поздравив его, увезли труп с собой. Кейт поместили в больницу, в палату неотложной помощи, дав ей успокоительное от нервного потрясения.
Я подливал виски Хэнку, но сам много не пил — меня не покидала одна и та же неотступная главная мысль. Помимо происшедшего, виски оглушило его. Он бесцельно бродил по гостиной, рассеянно ища то, чего в ней, вероятно, и не было. Остановившись у рояля, он заколотил кулаками по клавишам. Я заорал на него:
— Обязательно греметь?
Он повернулся ко мне, подняв стиснутые кулаки. Глаза его потемнели и дико сверкали, почти так же дико, как у Дэви.
— Я не должен был убивать его, да?
— Я — не твоя совесть. Человек не тратит денег больше, чем имеет, не говорит больше того, что знает, не расходует энергии больше, чем это ему необходимо.
— Он разрушил мою семейную жизнь, довел до безумия жену. Я вынужден был принять решение, сделать что-то решительное.
— Это ты, конечно же, сделал.
— Полиция не обвиняет меня.
— Они тоже — не твоя совесть.
Покачиваясь, он сел на стул у рояля. Я разочаровался в Хэнке и волновался за него. Второе 'Я', таящееся почти в каждом из нас, вылезло наружу и проявило себя в акте насилия. Отныне всю свою жизнь ему суждено будет жить с этим вторым 'Я', как с собственным сиамским близнецом.
Зазвонил телефон. Я снял трубку.
— Это вы, мистер Лэнгстон?
— Друг их семьи. Они болеют.
— А я-то думала, почему это миссис Лэнгстон не забирает маленького Генри.
— Вы из детского сада?
Женщина ответила утвердительно и назвала свое имя — миссис Хокинс.
— Подержите пока мальчика. Оставьте его на ночь.
— Мы не можем. У нас нет условий.
— Постарайтесь, пожалуйста. Миссис Лэнгстон в больнице.
— А мистер Лэнгстон?
— Он тоже плохо себя чувствует.
Я положил трубку и подошел к Хэнку. Глаза его горели, взгляд был угрюмый и застывший. Он уже начинал ощущать перемену в себе самом и в своей жизни.
Я попрощался и вышел из дома, перешагнув на крыльце через то место, где пролилась кровь Дэви, уже запекшаяся и становящаяся бурой под лучами солнца, которое отринуло его от себя отныне и навеки.
Глава 31
Перед возвращением в Лос-Анджелес я нанес последний визит миссис Флейшер. Когда она открыла мне дверь, на ней была черная шляпа и пальто. Она только что накрасилась, но и под слоем косметики было видно, что лицо у нее одутловатое, а кожа дряблая. Она показалась мне почти совершенно трезвой, только очень нервной и возбужденной.
— Что вам нужно?
— Магнитофонные пленки с записями.
Она развела руками в перчатках.
— Чего нет, того нет.
— Бросьте, миссис Флейшер, вы говорили, что они находятся там, откуда вы могли бы их достать.
— Там их больше нет.
— Вы сдали их в полицию?
— Может, да, а может, нет. А сейчас мне нужно идти. Я заказала и жду такси.
Она начала закрывать у меня перед носом дверь. Я помешал этому. Она медленно подняла на меня глаза.
— В чем дело?
— Я решил увеличить сумму. Плачу вам две тысячи.
Она невесело рассмеялась.
— Жалкие гроши. Курам на смех. Если бы я не была леди, я сказала бы вам, что вы можете сделать с вашими несчастными двумя тысячами.
— С кем вы говорили?
— С очень приятным молодым человеком. Вел себя со мной, как настоящий джентльмен, не то что некоторые. — Она раздраженно толкнула дверь, которую я держал плечом. — Он-то сказал мне, сколько эти пленки с записями действительно стоят.
— И сколько же?
— Десять тысяч долларов! — гордо произнесла она, словно победитель, одержавший победу над неудачником с разгромным счетом.
— Он купил их у вас?
— Может, и купил.
— Понятно. А может, и нет. Сумеете описать мне его?
— Очень симпатичный, с красивыми вьющимися каштановыми волосами. Намного симпатичнее вас. И гораздо моложе, — добавила она, будто бы пытаясь свести счеты со своим бывшим мужем, уколов его старинного приятеля Джека Арчера.
Данное ею описание никого не напоминало мне, разве что Кита Себастьяна, но это было бы мало вероятно.
— Как он назвал себя?
— Он не представился.
