Американской ассоциации торговцев живописью (есть в США и такая), и было проведено более тщательное обследование представленных Маддоксом картин. В результате экспертизы из восьмидесяти полотен представительное собрание признало сомнительными ни много ни мало почти 90 %.
Назревал крупный скандал. Подумать только — все эти “редкие” и “малоизвестные” Вламинки, Модильяни, Дюфи и прочие оказались искусно выполненными подделками, то есть принадлежали кисти художников, имеющих очень далекое отношение к имитируемым ими мастерам. Возмущенный Маддокс организовал свое собственное обследование, и вскоре несколько картин из списка фальшивок были реабилитированы. Агент миллионера побывал в Париже и вскоре привез от вдовы Франсуа Боутнака подтверждение, что два холста, представленные к экспертизе, действительно написаны ее мужем в 1921-22 годах буквально у нее на глазах. Таким же образом были заверены работы Фрика, Марьяни и Шиде.
Страсти вокруг картин мистера Маддокса несколько поутихли, но тут же разгорается новый скандал. Спустя две недели после того, как картины Боутнака были выставлены для продажи на аукционе в Нью- Йорке, в аэропорту Далласа арестовали некоего Клауса Муга. У этого самого Муга в чемодане с двойным дном таможенники обнаружили несколько картин Вламинка, и тут же обвинили его в незаконном ввозе в страну предметов искусства. Тогда Муг, опасаясь серьёзного наказания, показал, что он является секретарем одного парижского торговца живописью и направляется к мистеру Маддоксу, чтобы предложить ему эти картины для продажи.
Имя Маддокса придает этому делу совершенно иной смысл, и потому картины тщательно исследуются. Не понадобилось слишком много времени, чтобы убедиться в том, что картины были подделками. Этого удара судьбы миллионер Маддокс не выдержал. Он публично признал себя жертвой обмана и обратился в полицию. После этого выяснилось, что и предыдущий его дар Южному методистскому университету был не без изъяна: одна из картин Гойи после того, как ее тщательно просветили рентгеном, тоже оказалась подделкой…
Естественно, американская полиция связалась с французской, но патрона Клауса Муга, который поручил ему продать Маддоксу фальшивки, и след простыл. Расследование зашло в тупик, да и Маддокс слишком не настаивал. Вероятно, он почувствовал, что дотошное расследование этого темного дела ничего приятного ему не принесет.
Эти две истории, каждой из которых уже более тридцати лет, меня заинтересовали в достаточной степени для того, чтобы попытаться разобраться с этим делом более обстоятельно. Я давно знал, что во всем мире полным ходом ведется закулисная торговля фальшивыми произведениями искусства, и хоть она менее предпочтительна, чем, скажем, торговля оружием или наркотиками, однако при умелом ведении дела может приносить барыши поистине потрясающие. Известен пример (один из многих, впрочем) как некий Стю Гриффитс выставил в 1935 году на нью-йоркском аукционе “неизвестную” картину Гойи под названием “Веселые похороны” и получил за нее от какого-то орегонского “садовода” пять миллионов долларов наличными. Спустя год или что-то около этого выяснилось, что имя автора “Веселых похорон” вовсе не Гойя, и досталась она Гриффитсу от одного обнищавшего художника-студента из пригорода Рима, нарисовавшего ее для мошенника всего за сто американских долларов и посредственный набор подержанных кистей. Как только несчастный обладатель “шедевра” подал на Гриффитса в суд, того и след простыл.
…Обескураженная общественность, не желавшая смириться с развенчанием такого прекрасного мифа о ненайденных шедеврах великого Гойи, долго еще потом задавала себе вопрос, каким же таким образом фальшивка попала на столь престижный аукцион? А секрета тут, тем не менее, не было совсем никакого. Вместе с Гриффитсом исчез и эксперт, который обвел вокруг пальца и своих коллег, и орегонского простака-миллионера. Конечно, в данном случаем присутствовал обман, и обман довольно грубый, хотя в большинстве случаев подделыватели шедевров действуют более деликатными методами. Если связать информацию об обнаружении итальянской полицией склада готовых фальшивок и историю о скандале с миллионером Маддоксом, то без особого труда можно выяснить, каким же таким образом сейчас можно выдать фальшивку за оригинал, не прибегая при этом к услугам некомпетентных экспертов.
Как-то в одном из номеров журнала “Искусство”, издающемся в Париже на средства богатого французского филантропа Оливера Бибо, была напечатана статья хранителя музейной коллекции дворца Монтерьяк в Лозанне (Швейцария) — мэтра Курта Бранка. Курт Бранк поделился с читателями “Искусства” весьма интересной информацией по поводу некоторых способов фальсификации шедевров мирового искусства. Оказывается, в мире существует весьма огромное число так называемых “законных” фальшивок, о которых широкой публике и поныне мало что известно. Интересен случай с одним из “шедевров” знаменитого Пикассо — “Красные киты”. Оказывается, в годы своей бурной молодости Бранк был знаком с художником Жаном Кокто, жившем тогда в Милли-ля Форе, престижном городке для богатых людей в Ровании. Однажды Бранк навестил своего друга у него на вилле, и тот неожиданно показал ему неизвестный ранее большой холст Пикассо с его собственным автографом. Когда Бранк обалдел от восторга, созерцая шедевр, Кокто вдруг не выдержал и признался ему, что нарисовал эту картину вовсе не Пикассо, а он сам, и рассказал, что когда Пикассо увидел этот холост, то он ему так понравился, что сразу же подписал эту работу Кокто своим именем, и даже проставил дату. До самой смерти Пикассо эта картина хранилась у Кокто на вилле, но вот когда умер и сам мастер, картина немедленно была продана родственниками Кокто на аукционе за огромную сумму, но уже как… произведение Пикассо!
Бранк раскрыл глаза общественности и на некоторые другие вещи, имеющие непосредственное отношение к интересующей нас теме. Знаменитый пейзажист Жан-Батист Коро, например, за свою жизнь нарисовал не более 700 работ, однако в мировых каталогах их числится не менее двухсот тысяч, причем все считаются подлинными! Секрет такой “плодовитости” мастера весьма прост: Коро, как человек, был настолько добр, что подписывал все работы своих учеников или просто знакомых художников без разбору, когда те просили его об этом…
Однако более всего “законных” фальшивок появляется тогда, когда в действие вступает так называемый “фактор экспертизы наследниками”. Позволим себе извлечь на свет божий сведения, причерпнутые из французского журнала “Пари-Матч”. Несколько десятилетий назад раскрылся обман, который совершил сын небезызвестного Августа Толля, автора “Утреннего звона”. После смерти своего знаменитого отца молодой человек продолжал писать за него, и сбывать свое творчество по баснословным ценам как “неизвестные” работы своего предка. Жадность, как говорится, погубила фраера, терпению начавших подозревать подлог экспертов пришел конец, в дело вступила криминальная полиция, и в один прекрасный день гениального наследника застукали в студии прямо за изготовлением очередной фальшивки, предназначенной для престижного аукциона…
Однако это опять же, так сказать, уголовщина. И хотя все остальные способы производства и — самое главное — сбыта фальшивок недалеко ушли от того, чтобы попасть в разряд уголовно наказуемых деяний, но среди них существует немало относительно безнаказанных. Я не зря упомянул про так называемый “фактор экспертизы наследниками”. Этот оригинальный способ процветает, особенно по отношению к работам относительно недавно покинувших этот небезгрешный мир мастеров, таких как Пикассо, Шагал, Марке… Недавно во Франции были изданы опубликованные в 1970 году в Чикаго очень малым тиражом записки одного из подделывателей произведений искусства Роберта Эльма из Коннектикута. Откровения этого талантливого авантюриста-мошенника поставили наконец все на свои места. Теперь можно прекрасно понять природу сетований мэтра Бранка по поводу того, как трудно сейчас стало музейным специалистам отличать фальшивки от подлинных работ мастеров.
…Начинал Роберт Эльм с того, что рисовал вариации на темы известных работ Ван-Догена, Шагала, Грюни, руководствуясь оригиналами, опубликованными в первоклассных монографиях известных авторов, затем подписывал свои шедевры подписями, скопированными из тех же монографий, и сбывал их ничего не подозревающим торговцам. Торговцы прекрасно знали, что знаменитые художники часто раздают свои произведения нуждающимся авторам, друзьям и просто соотечественникам, встреченным на чужбине, и потому воспринимали появление “неизвестных” работ как должное. Однако такой вид деятельности чреват неприятными последствиями для “имитатора”, особенно если имитируемый художник еще живет и творит. Как-то раз, заручившись рекомендацией знакомого торговца живописью, рассказывает Эльм, он сунулся к владельцу одной из самых крупных лондонских коллекций с двумя рисунками работы якобы Пикассо, и тут с ними чуть было не вышел прокол. Как раз в этот момент у именитого коллекционера гостил не кто иной, как Круз Марьяно, один из самых ближайших приятелей Пабло Пикассо (он же и его бывший портной), хорошо знакомый с работами своего патрона. По счастливой случайности новоявленный знаток не распознал
