Тупольски. Отец.
Ариэль. Вы сказали: «Он…» и замолчали.
Тупольски. Что он олицетворяет?
Катурян. Он олицетворяет плохого отца. Он
Тупольски. Хорошо, он был плохим отцом.
Катурян. Да. Он систематически избивал свою дочь.
Тупольски. Поэтому, вы считаете, он был плохим отцом.
Катурян. Да.
Тупольски. Что еще он делал со своей дочкой, раз он, по-вашему, был «плохой отец»?
Катурян. Мне кажется, все подобные рассказы имеют этот важный мотив: отец плохо обращался со своей дочерью. Вы сами можете додумать окончание этой истории.
Ариэль. Вы считаете, что мы сами можем придумать финал?
Катурян. Чего?
Ариэль. Вы сейчас сказали, что мы сами можем придумать финал.
Катурян. Нет! Да!
Ариэль. Мы-то, конечно,
Катурян. Понимаю.
Ариэль. Что?
Катурян. Понимаю.
Ариэль. Что ты болтаешь, твою мать?
Тупольски. Ариэль погорячился. Разгадывать финал – это в некотором роде
Катурян. Совсем немного. Немного.
Ариэль. Немного… Я бы сказал, охренительно немного. Первые двадцать из тех, что мы просмотрели, начинались именно так: «с маленькой девочкой сделали это» или «с маленьким мальчиком сделали то»!
Катурян. Но это ничего не значит. Я не пытаюсь этим ничего сказать…
Ариэль. Чего не пытаетесь?
Катурян. Чего?
Ариэль. Не пытаетесь чего?
Катурян. Ну… Вы хотите намекнуть на то, что я пытаюсь в своих рассказах сказать, что дети – это что-то олицетворяет?
Ариэль. А что вы «пытаетесь сказать», что?
Катурян. Что дети – это весь наш многострадальный народ, вы к этому клоните, или к чему?
Ариэль. (
Катурян. Да ну нет же!
Ариэль. Он даже не дает нам договорить, он перебивает! Руки опусти, сука!
Тупольски. Всегда успеешь, Ариэль.
Сядьте на место, пожалуйста.
Ариэль. Я забыл предупредить… Я хороший полицейский, а он – плохой. (
Катурян. Нормальный финал. Такие истории всегда завершаются возмездием. Но это еще не конец.
Тупольски. Но это еще не конец. Девочка проснулся в ту же ночь, когда погиб ее отец. Яблочные человечки шагали по ее груди. Они открыли ей рот. Они сказали ей…
Катурян. (
Тупольски. «Ты убила наших младших братьев…» Они спустились в ее горло. И она захлебнулась своей собственной кровью. Конец.
Катурян. Это такой прием. Читателю кажется, что с ней это было во сне. А, на самом деле, нет. (
Ариэль. Вы когда-нибудь бывали в еврейском квартале, Катурян?
Катурян. В еврейском квартале? Нет. Я всегда прохожу мимо него. Забираю брата из школы в Ламенце. Но это не еврейский квартал. Это рядом с ним.
Ариэль. Вы забираете своего брата… Он же старше вас, он что до сих пор учится в школе?
Катурян. Это специальная школа. Там учатся трудные дети. (
Ариэль. Среди ваших знакомых нет евреев?
Катурян. Я ничего не имею
Ариэль. Но вы ничего не имеете
Катурян. Нет. А что, должен?
Тупольски. «А что, должен?» Отличный ответ. «А что, должен?» С одной стороны, трусливый и рабский, с другой стороны, очень ироничный, мутный и провоцирующий. «А что, должен?»
Катурян. Мне совсем не хотелось вас провоцировать.
Тупольски. Стало быть, вы хотели показаться нам благонамеренным.
Катурян. Нет же.
Тупольски. Теперь вы снова пытаетесь провоцировать. Сейчас Ариэль двинет тебе по роже…
Катурян. Послушайте, я, правда, не понимаю, что здесь происходит. Я не понимаю, чего вы от меня ждете. Я ничего не имею против кого бы то ни было. Ни против евреев, ни против вас, ни против других людей. Я всего лишь писатель. Это все, в чем я виновен. Я этим живу. Я прихожу домой и тут же сажусь писать рассказы. Это все, что я могу сказать.
Ариэль. О, кстати, хорошо, что напомнил. Пойду поговорю с братом.
Катурян. Мой брат сейчас в школе.