Корытин понял, сказал со вздохом:
- Без привычки... Конечно. Прости. Сейчас поедем.
И потом, в машине, когда отъехали от коровника и скотины - от всей этой беды, - Корытин увещевал сестру:
- Чего переживаешь?.. Везде нынче так. Развал. А то не видишь. А у вас разве лучше? Свою работу возьми...
- Не в привычку... - оправдывалась Катерина. - А эти коровы, они у тебя выживут? Они не подохнут? Ты их зачем берешь?
- По дешевке купил, - ответил Корытин. - Кормов хватает, место есть. Перезимуют, мяса наростят, продадим. Вот и барыш... - улыбнулся он. - А как же... Такая нынче жизнь.
На станцию приехали вовремя. Спокойно разместили вещи в купе и вышли из вагона. Стали прощаться.
Катерина плакала, обнимая брата и целуя его холодное лицо. Обнимала - и не могла разнять рук. И снова целовала.
На вокзале все можно. Здесь встречаются люди после долгой и долгой разлуки: прощаются, расставаясь порой тоже надолго, а порой - навсегда.
Потом, в поезде, у вагонного окна, Катерина глядела и глядела на волю. Кончился поселок, дома его, открылась белая степь. Чернели голые деревья вдоль полотна дороги, туманился горизонт белой мглой. И вспомнились слова песенки: 'Серый денек... Белый летит снежок... Сердце мое...' А вот дальше Катерина не могла вспомнить. 'Сердце мое...'
Мама... Мамочка умерла молодой, от сердца. Брат так похож на нее лицом и характером. Весь в маму. Не дай, не дай бог...
Серый денек,
Белый летит снежок.
Сердце мое...
Она заплакала, прислонясь к окну, и шептала: 'Зачем, зачем ты туда вернулся, братушка...'
