Стою на перроне, вглядываюсь – ищу Любку, а сам даже про плащ не спросил – какого цвета, какого фасона. Гляжу – прёт красавец! Рыжий, в женском плащике таком, специально будто помятом. С тыла пристраиваюсь, иду на обгон, локтем толкаю, говорю тихо, но злобно – плащ скидывай. В натуре! Чёртом жил, чёртом и остался… Рыжий в стойку – а что? Рыжий, говорю, совсем рамсы попутал? Тебе сказали – плащ снимай, подонок, и вали отсюда… Огорчился – а с чего это я чёрт? Обоснуй-ка, я сейчас Ваньку свистну!.. А я: – ты, рыжий демон, что-то плохо видишь, или может плохо слышишь? Не вкурил? Ты, чертило, женский плащ одел, а это можно по-разному преподнести… Хочешь, я тебе такого гуся выведу – не обрадуешься… Делай, что говорят, сучка!
– Какого гуся?
– А такого, что ты мазью мажешься, которой людям мазаться не приемлемо! Шпана в куриной одежде не шляется, понимаешь, к чему я? Или ты этой масти, петушок, только троишь, подпрашиваешь, чтоб тебя определили?
– Нет, нет, Саныч, что ты! Бери!
Беру плащ, бац-бац по внутренним карманам – нет ключей.
– Где ключи?
– Какие ключи… – включил дурку Рыжий.
– От машины. С брелком. Иммобилайзер зовётся.
– Эти, что ли? БМВ. Я думал, это пиво открывать. Тебе с открывашкой отдать, что ли?
– Рыжий, давай всё, что в карманах было. Это моя доля, понял? Гонорар за суету. Ваньке скажешь, что лавэ не надо, мы в расчете, пусть только на общее людям уделит, что полагается, и заточкует от кого, чтоб потом не было лишнего зехера. И всё. И разошлись. А-у-е, арояша, Сыктыгым, полтора раза – как понял меня?..
Пальцами пощёлкал у хитрых рыжий лупок – вроде отдупляется, водит влево-вправо, вверх-вниз, вменяемый-обвиняемый…
– Нету ничего больше. Зажигалка, носовой платок…
– Дай сюда! Насчёт доли и общего хорошо понял?
Рыжий кивнул. Напрягают меня эти индейцы, как Зигмунд Фрейд всё человечество – приходится по нескольку раз повторять, пока отдуплятся. Не стремятся ни к чему в жизни – взял, женский плащ зачем-то напялил, ему скажи 'вещь – огонь'; так он что угодно, кепку-аэродром грузинский нахлобучит.
Возвращаюсь к Верке. Плащик культурно через ручку, в кармане всё аккуратно: брелок с ключами, зажигалка, носовой платок… Только одна вещь меня ломает, только одна. – Слушь, Вер, у тебя с Дуровым Лёвой ничего не было?
Она смеётся. – Ты что, псих, Саша? С каким Лёвой, который алмазами торгует?
– Нет, он шпиона играл гестаповского, крысу, впаривал этого, как его, пастора Шлага…
Смеётся, ласково так – нет, я бы запомнила…
Если бы не эта предыстория, встретил бы я её на улице, упал бы там прямо перед ней на колени – богиня, Венера, воздерживался, как монах, ждал этого момента, единственная, сладкая… Обнял бы за колени, кричал бы, что не отпущу, что мне неважно – кто, что, с кем, просто украл бы, а тут только вздохнул с облегчением, и закурил от её зажигалки. – Можно развлекаться.
– Слушай, – говорит, – Саша, а давай в одно место съездим?
– Это куда?
– Тут недалеко. Скажешь, что ты мой знакомый хороший, а то я одна боюсь. Ну, ты увидишь – всё поймёшь.
Я напрягся – Что, опасное место? – думаю про себя, на хрен связался? Эти москвички – такие продуманки, сунь им палец в рот – оближут, промурлыкают, и сожрут медленно, начиная с головы, даже не заметишь. Как паучихи. Надо успевать от них вздёргивать, да ещё постоянно быть на фоксе. Может, прикидываю, тянет к своим бандосам? А что? Хату выставили, покуражились – они возьмут просто голову отвинтят по часовой стрелке, как лампочку, и аккуратно сложат в мешок где-нибудь на пустыре, привалят с ходу – здесь ребятишки вату не катают, разговор короткий, если не туда сунулся…
– Только в магазин заскочим, оденем тебя поприличней…
Ну раз одеться, значит, валить не будут, зачем лишнее тратить. – У тебя, что, Вер, деньги ещё остались?
– Не беспокойся. Саш, у меня в машине кредитка. Пойдём, пойдём! Не кривляйся…
О, уже командовать пытается. Затащила в магазин. Выбрали всё – от носков до платков, джинсы, рубашку – всё Труссарди и Армани – правда, карточку, не дал ей достать. Пришлось самому – не люблю, конечно, на это уделять, на внешнее, излишек – всё должно быть в меру.
Потом в супермаркет, на рынок – здесь она уже оторвалась, я только тележку катал с горкой пакетов, а она всё кидает, кидает, будто вагон решила загрузить. Коньяк, вино сухое, сыр, копчушки – всё самое, самое… Ну, думаю, закатимся на недельку в бордельеро…
Заезжаем в какой-то куценький районишко – пятиэтажки, берёзки, на бордельеро не похоже, скорее район лимиты времён Никиты Сергеевича. Я пакеты нагрузил, тащу, лифта даже нет. Звоним в дверь. Открывает женщина, в спортивном костюмчике, аккуратная, кругленькая, ну никак не мамка, или гадалка – Ах, Вера…
И моя Верка, нежно так. – Мама…
И тут я, в новой рубашечке, рукава закатаны, ещё хрустят – на руках вся биография, где чалился, кто по жизни. Смотрю, мама косится на наколки – а я что, прятать их должен? С какой стати?
Выходит мужик, упитанный, ухоженный, как многие москвичи партийных времён, с брюшком на шестом-седьмом месяце. Тоже руки мои увидел – усмехнулся, гад, но смолчал. Вот думаю, уходящий эпохи памятник и другие деревянные изделия. Я все достаю, навалил полный стол, все табуретки вокруг на кухне. Верка и слова не даёт сказать, и так и сяк старается – то прильнёт, то рот заткнёт ладошкой, то щипнёт – чтоб не говорил, кто я и что я, будто – жених, бляха…
Кое-как познакомились. Накрыли поляну в гостиной, серьезного характера, телик включили, пусть жужжит – воскресенье, всеобщая дурь, хохот – 'бабки', концерты, 'квн', гидропидоры с полупокерами, вся эта пассивная педерастия… Фон, короче, нынешней жизни. Сидим выпиваем. Я-то человек не робкий, прошло время – расслабляюсь, веселюсь как могу – рядом моя женщина на сегодня, ну и что, что родители – всё же люди, русские, чай, не албанцы какие, хотя насчет Москвы и москвичей скажу прямо – это другая страна. Мама, впрочем, оказалась с деревни, а вот папка её – точно, комсомолец недоделанный, всё с подъё…ками, всё с усмешкой.
Идём с ним курить на балкон. Он подкатывает, так, по-столичному, противно. Ну всё, думаю, прилетели к нам грачи – пидарасы-москвичи…
– Ну как, Саш? Нормально всё у тебя? отдыхаешь заслуженно?
– Нормально, а что?
– Да ничего. Вижу – сидел, страдал можно сказать.
– Да уж не в прятки играл. Неприемлемо, что ли?
– Да нет. Нет, нормально всё, не напрягайся, что ты… У нас кто не сидит, тот сажает. Старая русская традиция…
Ну не о чем говорить. Стоим, курим, пепел вниз стряхиваем, на соседей, хотя – смотрю, у него баночка из-под кофе для окурков – но он тоже за мной – показывает, что поддерживает движуху. Наверняка, плюнет потом в спину, и окурки будет в баночке солить. Я-то как раз ненавижу мусорить – это мой дом, моя страна, я хозяин везде, кроме Москвы, три часа гость, а потом член семьи – здесь не получается, нутро ворочается.
– Слушай, Саня. Можно, Саней, называть?
– Да.
– А ты знаешь, кто она? Ты с ней серьезно?
– А что?
– Ну, знаешь, кто она, дочь моя?
– Нет, а что?
Поворачиваюсь к нему лицом. Опёрся так боком, чтоб врезать правой ногой по голени, и сразу харю эту всю сытую и бритую расквасить, в дерьмо. Только вот как лучше и больней – локтем? Может, банкой
