переглянулись и молча пожелали, чтобы нам выпала такая же удача.
Члены экипажа субмарины «1–47» отреагировали на эту новость так же, как и мы, водители «кайтэнов». Они сначала обрадовались, услышав эту новость, но затем стали завидовать. Обе лодки – «1–47» и «1–36» – были друзьями-соперниками. Они были довольно новыми кораблями, их закончили строить уже после начала войны. До того как стать носителями «кайтэнов», «1–36» базировалась в Куре, а «1–47» – на базе Йокосуки. Обе субмарины были лодками одного и того же класса и, как мне говорили, соперничали даже в ходе морских учений.
В ходе операции группы «Кикусуи» «1–47» записала на свой победный счет четыре корабля, тогда как «1–36» – только один. Три из четырех ее «кайтэнов» не смогли быть задействованы в ходе ее первой атаки. После операции группы «Конго» на счету каждой лодки оказалось по четыре корабля. Именно со счетом 8:3 эти субмарины и вышли для выполнения нынешнего задания с желанием доказать ценность «кайтэнов» в операциях в открытом море. Теперь же лидировала «1–36» со счетом 9:8, считая четыре судна, потопленные ею двумя днями ранее. Мы, шестеро водителей «кайтэнов», как и экипаж лодки «1–47», собирались превзойти это достижение. Если лодка «1–36» потопила «кайтэнами» четыре вражеских судна, то мы потопим шесть! А почему бы и нет? Мы были совершенно уверены, что в силах сделать это. Из водителей на борту лодки «1–36» один только старшина Кугэ раньше выходил на задание. У нас же все шестеро бывали на задании, Синкаи и я однажды, а остальные уже дважды. Мы считали себя более опытными, чем наши коллеги на лодке «1–36». Мы заверили членов экипажа нашей субмарины, что сможем опять сделать нашу лодку лидером гонки.
Но 30-е число снова прошло в бездействии. Наша напряженность возрастала. Мы стали резко реагировать на совершенно незначительные вещи. Температура внутри корпуса лодки «1–47» отнюдь не способствовала охлаждению страстей. Капитан часто отдавал приказ выключить все системы охлаждения, чтобы их звук не мешал работе наших устройств обнаружения. Капитан и сам нервничал не меньше нас. Мы понимали это по его частому появлению у рабочего места акустика. Чувствовалось его нетерпение и по тому тону, которым он разговаривал с нами, когда мы собирались у рубки покачивающейся на волнах лодки, наслаждаясь нашей ежевечерней сигаретой.
– Не надо так нервничать, ребята! – не уставал повторять он. – А то вы будете слишком вымотанными, когда придет ваш черед. – Затем он произнес: – Сегодня ночью я предполагаю отойти назад примерно на сотню миль. Там мы всплывем и произведем полную проверку «кайтэнов». Когда я буду уверен, что они в полном порядке, мы вернемся на это же место. Почему-то мне кажется, что тут нам светит встретиться с врагом.
Услышав это, я сразу же успокоился. Слова капитана благотворно повлияли на мое нетерпение. Я верил ему, и то, что он сказал, должно быть правдой. Долгому, выматывающему нервы ожиданию придет конец. Мысленно я перебрал ту цепочку действий, которую должен был предпринять, когда враг будет обнаружен. По сигналу общей тревоги я должен проверить свой фонарик, секундомер и схему курсов. Затем я должен пройти как можно ближе к лазу в мой «кайтэн», никому не мешая при этом из экипажа лодки. Когда прозвучит команда капитана: «Занять места в „кайтэнах“!» – я тут же должен буду скользнуть в трубу. Через полминуты я уже должен сидеть в кокпите торпеды, наглухо задраив за собой люк. Затем проверить все приборы и доложить: «„Кайтэн“ номер 3 готов!» Затем последует долгое томительное ожидание, пока все водители «кайтэнов» доложат о своей готовности. Лейтенант Какидзаки, как наш командир, будет иметь честь идти на врага первым. За ним, скорее всего, последует лейтенант Маэда. После них настанет очередь любого из нас. Все это время я буду сидеть в кокпите моего «кайтэна», слушая указания, которые будут поступать мне из центрального поста, и определяя курс перехвата цели.
В этом мне будут помогать штурман и офицер-торпедист. Они тоже будут рассчитывать мой удар. Из центрального поста мне поступит подобное этому указание: «Двигаться вправо, курсовой угол 40 градусов. Скорость 30 узлов, время движения две минуты пятнадцать секунд. После всплытия цель в 500 ярдах!»
Затем прозвучит вопрос: «„Кайтэн“ номер 3 – готов?» – И раздастся мой ответ: «„Кайтэн“ номер 3 – готов!»
Я почувствую, как мое оружие приподнимается на пару дюймов, когда изнутри корпуса подводной лодки освободят удерживающие его тросы. Тогда я отведу назад свою правую руку и положу ее на рукоять пуска двигателя. «Пошел!»
В тот самый момент, когда из лодки освободят последний удерживающий торпеду трос, я нажму рукоять пуска и одновременно большим пальцем левой руки включу свой секундомер. С ревом оживет за моей спиной мощный двигатель. И я понесусь на врага!
Затем наступит самая трудная часть моей миссии. Я стартую на глубине примерно 35 футов. Сходя с лодки, я должен буду сразу же повернуть право на борт на 40 градусов и одновременно переложить рули глубины так, чтобы постепенно подвсплыть до 15 футов от поверхности моря. Когда я выйду на курс перехвата цели, мне предстоит осторожно отрегулировать подачу кислорода так, чтобы достичь скорости 30 узлов. Вместе с тем, по мере расходования кислорода, я должен буду принимать в балластную цистерну забортную воду, чтобы сохранять стабильное положение по глубине. Мне предстоит переводить взгляд то туда, то сюда, с компаса на указатель расхода кислорода и на глубиномер, тогда как руки мои будут еще быстрее взгляда порхать с рукояти горизонтальных рулей на рукоять рулей вертикальных, с клапана подачи кислорода на кран балластной цистерны. Возможно, в череде этих перемещений одна ладонь легонько погладит маленькую урну с прахом Ядзаки, если, конечно, на это у нее хватит времени.
И надо будет постоянно смотреть на циферблат секундомера. Затем, секунд за пятнадцать до истечения предписанного мне времени, я должен буду поднять мой перископ. Цель будет или, по крайней мере, должна оказаться прямо у меня по курсу, идя наперерез курсу торпеды. Я брошу еще один краткий взгляд и, если цель окажется там, где ей и полагается быть, чуть скорректирую курс горизонтальным рулем, опущу перископ и пущу мой «кайтэн» вперед на полной скорости. Еще через несколько секунд мощный взрыв отправит меня в вечность, а заодно со мной и вражеский корабль, и сотни неприятельских жизней.
Да, именно так все и будет происходить. Я прокрутил всю эту последовательность в своем сознании столь же ясно, словно это должно было бы на самом деле произойти в этот момент. Теперь мне надо отдохнуть и как следует выспаться. Завтра я должен быть полон энергии, так, чтобы никакие преграды не могли меня остановить.
Наконец-то я смог заснуть. Теперь даже узкая и жесткая койка не могла помешать мне выспаться. Утро я встретил, переполняемый энергией жизни.
Врага по-прежнему не было видно. Большую часть этого дня мы провели в стороне от маршрутов, по которым ходили суда снабжения нашего противника, проверяя наши «кайтэны». Все вроде было в полном порядке, так что к ночи мы снова сменили место расположения, передвинувшись в ту точку, где могли бы перехватить вражеские суда. Здесь, когда уже опустилась ночь и мы минут двадцать шли в надводном положении, один из наших дозорных что-то заметил.
– Вижу суда! Примерное расстояние двадцать миль!
Расстояние было изрядным, но для японских моряков ничего удивительного в обнаружении цели на таком удалении не было. Наши дозорные тщательно отбирались, они располагали гораздо более мощными биноклями, чем моряки любого из флотов других государств. В первые дни войны, когда радиолокаторы еще не отличались надежностью, такая специальная подготовка дозорных давала нашим кораблям возможность использовать преимущество внезапности даже против кораблей противника, имевших радары. Так обстояло дело в ходе первого сражения за западные Соломоновы острова, которое американцы называют «битвой при острове Саво», и во многих других случаях.
Даже обнаружив врага, наша субмарина пока оставалась в надводном положении. Капитан 2-го ранга Орита поспешно прошел к оператору радара. Он хотел своими собственными глазами увидеть, что представляет собой враг, прежде чем принять окончательное решение. Как только мы скроемся под волнами, единственным нашим средством наблюдения за внешним миром будет его перископ, оборудованный прибором ночного видения. Но поле зрения этого перископа слишком мало. Я последовал за капитаном к радару, чтобы тоже увидеть, как выглядит враг на его экране.
Открывшаяся мне картина впечатляла. На круглом экране между отметками 180 и 190 градусов светилась тонкая яркая зеленая линия, немногим толще жирной точки. За ней, ближе к центру экрана, виднелось еще несколько таких же маленьких черточек.
– Отлично! – произнес капитан Орита, явно довольный тем, что его дозорный первым заметил
