потопить еще одно вражеское судно.
Я должен сделать это! Я уже отвел правую руку назад, нащупал рычаг пуска и готов был нажать его, когда услышал свистящий шум сжатого воздуха, вытесняющего воду из переходного лаза. Тревоге для водителей «кайтэнов» был дан отбой. Я тут же отказался от своего плана, зная, что целей на поверхности больше нет, и открыл люк, чтобы вернуться в лодку.
– Кто стартовал? – спросил я у встретившего меня техника.
– Лейтенант Маэда.
– А Синкаи?
– У него отказала связь, как и у вас.
– Сколько было вражеских кораблей?
– Точно не знаю. Кажется, два.
Техник не мог скрыть своего огорчения. Он чувствовал, что подвел меня, не устранив неисправность линии связи. Если бы связь со мной работала нормально, то я бы почти наверняка пошел в бой. Я знал, что было бы именно так, поскольку у Синкаи не работал его телефон.
Сам Синкаи уже был в центральном посту, когда я вошел туда. Капитан посмотрел на нас обоих и сочувственно покачал головой.
– Вам двоим здорово не повезло, – сказал он. – Я не мог послать вас, не дав полной информации. Волнение на поверхности слишком сильное. Видимость с «кайтэна» практически нулевая.
– Но лейтенант Маэда… – начал было я.
– Он настоял на своем выходе, – ответил капитан. – И я думаю, он уже поразил цель. Обещаю, за ночь мы устраним отказ связи. У вас еще будет шанс.
– Господин лейтенант, – спросил я, – а сколько было вражеских кораблей?
Орита несколько мгновений смотрел на меня, прежде чем ответить.
– Только один, – ответил он. – Крейсер.
Сказано это было несколько сердито, словно я задал вопрос чересчур настойчиво. Я не поверил капитану, и он, думаю, это понял.
– Ну что ж, Синкаи, – сказал я, – нечего нам тут стоять, лишь мешаясь на дороге всем этим людям. Пойдем отсюда.
Выходя из центрального поста, мы услышали звук сильного взрыва.
– Маэда сделал это! – сказал я, обращаясь к Синкаи. – Он поразил цель!
И снова я расплакался, когда вбежал в кубрик команды и бросился на свою койку. В этот момент мне было грустно, как никогда в жизни. Я вспомнил слова, которые произнес на Танэгасиме, обращаясь к нам шестерым, капитан Орита, когда нам пришлось вернуться на базу для ремонта после того, как нас забросали глубинными бомбами: «Порой жить бывает куда сложнее, чем умереть. Требуется чертовски много терпения, чтобы дождаться самого благоприятного момента, когда надо выбрать смерть».
Я был уверен, что он не сказал мне правды там, в центральном посту. Он сказал тогда, что наверху был только один корабль, но я почти уверен – там было два или даже больше. Крейсера не так уж часто ходят в одиночестве, во всяком случае вражеские крейсера. Они обычно прикрывают кого-нибудь либо сами идут под эскортом эсминцев. Я уверен: капитан Орита солгал нам, чтобы мы не терзали себя и сохранили спокойствие духа на тот случай, если мы снова встретимся с противником.
Если он и сказал нам неправду, то я простил его. Я всегда глубоко уважал капитана Ориту. Он обещал нам на Танэгасиме, что снова возьмет нас, когда его лодка вернется после ремонта. Свое первое данное нам обещание он сдержал. Столь же крепко держал он свое слово и тогда, когда мы вышли с ним в море на выполнение задания. Только что он дал нам новое обещание, сказав, что нашу связь починят еще до утра, так что у нас будет шанс нанести удар по врагу. Я верил, что и это обещание он сдержит.
Судьба, однако, не дала ему возможности выполнить это обещание. Ночью, когда наши техники не спали, протягивая новые линии связи к каждому из «кайтэнов», радист лодки получил радиограмму из штаба 6-го флота. Она гласила: «Действия „1–47“ оцениваются как чрезвычайно удачные. Поздравляем. На этом выполнение операции прекращается. Немедленно возвращайтесь на базу».
Глава 14
СОЗДАНИЕ ГРУППЫ «ТОДОРОКИ»
Когда подводная лодка «1–47» через пролив Бунго вернулась на базу, я, наверное, представлял собой самую жалкую фигуру. Четыре пустых ложемента для «кайтэнов» терзали мою душу. Мой же «кайтэн» № 3, по-прежнему закрепленный на корме, покрылся слоем рыжей ржавчины. Ничто уже не напоминало то поблескивавшее черным лаком оружие, которое я так гордо проверял перед выходом на задание.
Синкаи чувствовал себя ничем не лучше моего. Он, раньше всегда пребывавший в веселом настроении, теперь погрузился в совершенное уныние. Мы чувствовали себя изгоями. Нам было страшно вновь вернуться в казарму. Мы были уверены, что никто не будет с нами разговаривать. Шесть водителей «кайтэнов» ушли на задание, и четверо из них вышли на врага. Синкаи же и я уже во второй раз ни с чем возвращались на базу. Люди будут думать, что с нами что-нибудь не так, казалось нам, и станут сторониться нас.
Освободившись от всех дел на подводной лодке, мы прошли в нашу бывшую комнату и постарались как можно реже из нее выходить. Насколько это было возможно, мы намеренно предельно ограничили наше общение с другими людьми. Мы мечтали только о том, чтобы земля разверзлась у нас под ногами и поглотила нас. В довершение моего духовного кризиса я никак не мог избавиться от чувства постоянной нечистоты, которое преследовало меня после возвращения с подводной лодки. Я провел на ней три недели и все это время не принимал ванны. Тело мое было покрыто слоем засохшего пота, машинного масла и грязи. Хотя на базе я много времени провел в банном домике, мне, как казалось, все никак не удается отмыться дочиста, и чувство это постоянно преследовало меня. Примерно такое же чувство испытывает человек, выздоровевший после тяжелой продолжительной болезни, – глубокую апатию, совершенное нежелание делать хоть что-то сверх самого необходимого.
Так прошли четыре или пять дней после нашего возвращения на базу Хикари. 17 мая, когда я лежал на своей кровати, тупо уставившись в потолок, в нашу комнату буквально ворвался младший лейтенант Цубонэ.
– Ёкота, ты здесь? – спросил он.
В другое время я бы вскочил с кровати, вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал: «Так точно, господин лейтенант!» Но на этот раз «Так точно, господин лейтенант!» прозвучало из моих уст столь неохотно, словно это произнес школьник, которого спросили, не сделал ли он небольшую ошибку в диктанте.
– Ты немедленно должен отправиться на Оцудзиму! – сказал мне Цубонэ. – Собирай вещи!
– Я, господин лейтенант? – ошеломленно переспросил я.
В глубине души у меня уже созрела и окрепла уверенность в том, что мне уже никогда не доверят выполнение какого-нибудь нового задания. Командиры, боялся я, вполне могут рассудить, что человек, дважды ни с чем вернувшийся с задания, не обладает достаточной решимостью для новой попытки. Разумеется, четверо моих товарищей – Какидзаки, Маэда, Ямагути и Фурукава – были доказательством того, что подобные рассуждения несправедливы, но разве Генеральный штаб военно-морских сил не считал, что человек не может постоянно сохранять в себе решимость умереть?
– Ну конечно, ты! – воскликнул Цубонэ. – Старшина Ириэ вчера погиб в ходе подготовки. Он должен был выйти с лодкой «1–36» на новое задание. Тебе приказано заменить его. Собирайся!
– Но… но что случилось с Ириэ? – спросил я.
Из всего состава нашего дивизиона на базе Цутиуры только Райта Ириэ и я были отобраны для подготовки в качестве водителей «кайтэнов». Почти все время моей службы на флоте мы так или иначе оказывались в одном подразделении.
– Он врезался в корабль-мишень вместе с Сёити Сакамото, который был с ним на борту. Но собирайся же!
Синкаи будет огорчен, когда узнает об этой двойной смерти, подумал я. Мы четверо хорошо знали друг друга. Синкаи! Растерявшись, я совсем забыл о нем. Что скажет он о моем отъезде на Оцудзиму? Какие чувства испытает? Лейтенант Цубонэ упомянул только меня одного. Только один человек был выбран. Моему хорошему другу Синкаи придется остаться в Хикари. Это станет тяжелым ударом для него.
