дальше.
Опытная противолодочная команда, располагая временем, почти всегда может с высокой степенью точности определить, от какой цели идет сигнал – движущейся или неподвижной. Но на мелководье подводная лодка может спокойно устроиться на дне, став тем самым для гидроакустиков очередным обломком кораблекрушения.
Мы знали, что уже давно ведется разработка специального аппарата, который мог бы получить графическое изображение объекта, от которого идет отраженный сигнал, но, насколько нам было известно, его еще испытывали, поэтому на кораблях такого полезного прибора еще не было. Иногда можно было получить представление о форме объекта и с помощью доступных нам приборов, но для этого необходимо было пройти строго над ним, причем вдоль его длины, фиксируя изменение глубины с помощью эхолота. Такую операцию осуществить чрезвычайно сложно, особенно когда корабль находится под воздействием сильных течений.
Кроме того, весьма грубое представление о размерах объекта можно получить исходя из длины дуги, на которой фиксируется отраженный сигнал. Произведя несложные тригонометрические вычисления, можно определить длину объекта. Если она слишком велика для субмарины, такой объект можно не принимать во внимание. Но тем не менее его следует нанести на карту. Хотя это не дает гарантии, что этот же самый объект впоследствии не будет заподозрен снова и снова. При отсутствии береговых ориентиров точность кораблевождения составляет сотни ярдов, а для того чтобы быть уверенным, что полученный контакт является «старым знакомым», точность должна быть намного выше, в пределах нескольких ярдов. Поэтому мы очень обрадовались, когда получили морской вариант авиационного навигационного прибора, известного под названием «Джи» («Gee»). С его помощью мы значительно повысили точность кораблевождения и больше не теряли так много времени на повторное обследование уже знакомых подводных объектов.
Но даже при этом нам приходилось почти каждый час останавливаться и «обнюхивать» очередной контакт, а в сомнительных случаях и атаковать его. Некоторые затонувшие корабли, подвергшиеся атаке глубинными бомбами, в ответ выбрасывали нам на поверхность свои сохранившие плавучесть грузы. А появившийся на воде длинный «язык» тяжелого топлива, еще долго сопровождавший нас, красноречиво доказывал, что мы снова нашли не прекрасного лебедя, а гадкого утенка.
Частые ложные тревоги, постоянные вызовы на мостик, следовавшие в любое время дня и ночи, были чрезвычайно утомительными. Правда, у нас имелось весьма своеобразное развлечение. Южная граница одного из районов патрулирования проходила у берегов острова Олдерни, на котором даже после освобождения основной территории Франции оставался немецкий гарнизон, имевший дальнобойные орудия. Похоже, ни у кого не было времени выбить немцев с этого маленького островка. И всякий раз, когда мы приближались к южной границе района патрулирования, упрямые немцы открывали огонь по нашим кораблям.
Ходили слухи, что у них были специальные приборы, позволяющие определять расстояние по теплу, излучаемому трубой корабля. Не знаю, насколько это соответствовало действительности, но немцы вели огонь удивительно точно. Если бы они стреляли залпами одновременно из нескольких орудий, то почти наверняка поразили бы цель. Шансы же попасть из одного орудия в быстро движущуюся мишень весьма невелики. Поэтому мы не слишком расстраивались из-за столь неприятного соседства, но тем не менее старались не задерживаться на расстоянии выстрела.
Однажды на палубу «Бикертона» сел почтовый голубь. С его помощью нам довелось поучаствовать в настоящей разведывательной операции. Оказалось, что он принес записку от участников французского движения Сопротивления, в которой сообщались координаты немецкого штаба. Здесь же неизвестный антифашист просил нанести по этой точке бомбовый удар. Мы отправили это сообщение в Портленд, но я не знаю, бомбил кто-нибудь этот штаб или нет.
Однажды нам довелось пережить захватывающее приключение, когда в условиях густого тумана «Китс» заметил на экране радара цель и бросился в погоню. Мы знали, что в указанном районе не было затопленных кораблей, и с волнением ждали результата. Время от времени с «Китса» докладывали по радиотелефону о ходе операции. В конечном итоге мы услышали восторженный крик «Вижу субмарину!», который тут же сменился разочарованным сообщением о том, что целью оказалась не подводная лодка, а самолет, причем даже не вражеский, а свой.
Им командовал очень молоденький офицер, который заблудился и потерялся в тумане. К тому же у него не оказалось никаких полетных карт. Юноше сообщили курс и отправили его домой, а командир «Китса», лейтенант-коммандер Кин, еще долго переживал свою неудачу. Впоследствии у него появился шанс отличиться, который он не упустил, и до окончания кампании Кин успел потопить две немецкие лодки.
Как я уже говорил, постоянные ложные тревоги были очень утомительными. Они повторялись из часа в час, изо дня в день, и в итоге мы немного утратили бдительность, уже не столь внимательно проверяли каждый установленный контакт. И едва не пропустили врага.
Ночью 25 июня мы в течение долгого времени пытались классифицировать контакт, который снова оказался обломком кораблекрушения. Пока суд да дело, моя группа успела уйти вперед, и нам пришлось догонять ее на полном ходу. Усталый и раздраженный очередной неудачей, я решил урвать несколько минут для отдыха.
Даже находясь в своей каюте, расположенной прямо под мостиком, я мог слышать характерный звон «асдика», а вернувшееся обратно эхо могло вырвать меня из объятий даже самого крепкого сна. Так и случилось. Я услышал, как вахтенный офицер приказал начать поиск и вызвал на мостик Билла Ридли. Эхо было странно громким, слишком громким, чтобы прийти от субмарины, подумал я. То же самое я сказал и Биллу Ридли, когда он доложил мне о контакте.
Конечно, я должен был сразу же отправиться на мостик и самым внимательным образом проверить все сам. Но усталость и злость сделали свое дело. Мне не хотелось выходить из каюты. Стыдно признаться, но я надеялся, что этот контакт тоже окажется ложным и я смогу вернуться к прерванному сну, которого настоятельно требовала каждая клеточка моего измученного тела. Но преданный Билл, как всегда, не дремал. Он сумел-таки пробудить меня от летаргического сна, утверждая, что не следует относиться слишком легко к новому контакту.
Я с трудом притащился на мостик, где свежий ночной воздух быстро прочистил мне мозги.
– Мы только что прошли прямо над целью, – доложил Билл, – сейчас ее снова поймаем. – Он еще не успел договорить, когда мы услышали эхо, подтвердившее его правоту.
Моментально было зафиксировано расстояние и пеленг. Когда новую точку нанесли на карту, стало ясно, что цель движется. Сомнения исчезли. Это была подводная лодка.
На «Бикертоне» прозвучал сигнал тревоги. Команда заняла места по боевому расписанию.
К вражеской лодке следовало приблизиться как можно более незаметно. Субмарина не могла уйти на большую глубину здесь, в относительно мелководном проливе, поэтому я приказал расставить по бомбам небольшую глубину взрыва. Приходилось все время помнить о возможности запуска акустической торпеды, но времени задействовать САТ у нас не было. Я решил, что мы уничтожим врага так быстро, что он не успеет ничего предпринять.
Расстояние между нами быстро сокращалось, контакт оставался твердым, я решил, что пора атаковать. Доведя скорость до 20 узлов, я вывел «Бикертон» на дистанцию залпа. Билл Ридли приказал: «Огонь раз!», «Огонь два!», «Огонь три!». Он сбрасывал серии глубинных бомб так, чтобы цель оказалась в центре. Последовавшие разрывы чувствительно встряхнули корабль, и почти сразу же поверхность моря взбурлила. Из глубины поднялась темная громадина подводной лодки и закачалась на волнах.
– Разрешите открыть огонь, сэр? – нервно выкрикнул артиллерист.
– Да, покажите им, где раки зимуют, – мрачно ответствовал я, ведя корабль по широкой дуге для нанесения последнего, решающего удара.
Должен сказать, что наши палубные трехдюймовки оказались достойными нашего недоверия. Мы своими глазами видели, как снаряды, выплевываемые этими «слоновьими ружьями», долетали до цели, ударялись о ее корпус и падали в воду, не взрываясь.
В свете прожекторов было видно, что команда лодки готовится покинуть свой корабль. Огонь прекратился. И тут же вражеская лодка, высоко задрав нос, ушла под воду. «U-269» присоединилась к многочисленным обломкам кораблекрушений, которые устилали дно пролива Ла-Манш.
Вся операция длилась не больше десяти минут, но они были настолько напряженными, что, когда все
