захваченном вражеском корабле лучше, чем не летать вовсе.
Но этот вражеский корабль может и погубить его и его друзей. Если не выдержит энергетическая установка, прежде всего откажет генератор маскировки. «Баунти» появится как вражеский корабль. Необходимо, чтобы Звёздный Флот знал об их приближении, но Федерация до сих пор никак не ответила на все послания Ухуры. Каналы связи были забиты какими-то странными помехами, и единственным ответом на её сигналы было непривычное молчание. Таким образом, никто не знал, что уцелевшие с «Энтерпрайза» возвращаются на Землю на клингонском боевом корабле.
– Мистер Чехов, признаки сопровождения? – спросил Кирк.
– Нет, сэр, – отвечал Чехов. – И обычных патрулей тоже.
– Странно, – заметил Кирк.
– Адмирал, могу я поговорить с Вами? – спросила Ухура.
– Разумеется, коммандер. – Встав, Кирк подошёл к Ухуре.
– Что у Вас, Ухура?
– Я слышу что-то очень странное, – сказала Ухура. – И очень сильное. Это заглушает все многофазовые сигналы. Я не могу это перевести. Какой-то беспорядочный набор звуков.
– Вы можете отделить их?
– Я пытаюсь, сэр. Они не сфокусированы и настолько сильны, что проникают в соседние частоты. И их местонахождение… Траектория ведёт к Земле.
– К Земле!
– Да, сэр. Я пытаюсь разобрать, что это.
Как и Зулу и все остальные на мостике, Спок слышал разговор Кирка и Ухуры. Заинтересованный, он взял наушники стал вслушиваться, пока Ухура пыталась уловить в заполняющем частоты треске что-нибудь вразумительное.
Когда на мостик шагнул Маккой, Спок постарался ничем не выдать себя. Он ещё ни разу не говорил с Маккоем после… с тех пор. Он даже ни разу не виделся с ним иначе, как в присутствии Т’Лар, стоявшей между ними. Говорить с Маккоем должно быть для него то же самое, что с любым другим землянином; и всё же именно с ним Споку почему-то говорить не хотелось.
– Привет, – сказал Маккой. – Занят?
– Занята коммандер Ухура, – сказала Спок. – Я только слушаю.
Маккой смотрел на него как-то странно.
– Ладно. Я только хотел сказать – хорошо, что твоя
Маккой усмехнулся. Спок представления не имел, почему.
– Я имею в виду, – пояснил Маккой, – я мог принять в себя твою душу, но не мог быть в твоей шкуре.
– В какой шкуре? У меня нет шкуры. – Спок никогда не носил никаких шкур. Ни один вулканец их не носил – и ни один землянин тоже. На корабле Спок носил форму, на Вулкане – традиционный вулканский плащ. – Я в плаще, – сказал Спок. Это казалось ему неправильным. – Может, в моей коже? Но как можно быть в чьей-то коже?
– Ладно, оставим это, – сказал вдруг Маккой. – Как насчёт философии?
Спок попытался увязать слова и тон Маккоя (который он счёл легкомысленным) с его напряженной позой и пристальным взглядом.
– Жизнь. Смерть. Жизнь, – сказал Маккой. – Темы такого рода.
– На Вулкане у меня не было времени для глубокого изучения философских дисциплин.
– Спок, это же я! – воскликнул Маккой. – Я хочу сказать – то, что произошло с нами, уникально!
– То, что произошло со мной, уникально, – сказал Спок. – С Вами произошло, по сути, то же самое, что происходит с любым, провожающим вулканца к его смерти. Это правда, что Вы были необучены и не подготовлены; именно по этой причине Т’Лар было так трудно освободить мою
– Т’Лар! – вскричал Маккой. – А как насчёт меня? Я думал, что рехнусь! Меня арестовали, накачали наркотиками, бросили в тюрьму…
– …и это причинило Вам некоторые неудобства, – сказал Спок. – Прошу прощения за это, но я не видел другого выхода.
– Забудь об этом, – сказал Маккой. – Неужели ты думаешь, я жалуюсь, что помог спасти твою жизнь? Но, Спок – ты же действительно вернулся оттуда, откуда до тебя никто не возвращался. И в какой-то малой мере я разделил это. Неужели ты не можешь сказать мне, что ты при этом чувствовал?
Тот же самый вопрос задавали ему вулканские старейшины, и он им не ответил. Спок упорно отказывался от попыток вспомнить об этом. В то же время у него не было никакой логической причины для такого отказа.
Даже заставь Спок себя вспомнить пережитое, он сомневался, что сможет выразить это словами, понятными доктору – или любому другому землянину, за исключением, возможно, Аманды Грейсон, долгие годы изучавшей вулканскую философию. Спок не был уверен, что вообще сможет объяснить это любому разумному существу.
– Трудно обсуждать такой предмет без некоей общей исходной точки.
– Ты шутишь! – воскликнул Маккой.
– Шутка… – сказал Спок, роясь в памяти. – Высказывание юмористического характера. – Странно, что Маккой обвиняет его в том, что он шутит. Во-первых, такой комментарий был абсолютно непоследователен. Спок совершенно не понимал, как этот комментарий может вытекать из темы их разговора. Во-вторых, Маккой серьёзно заблуждается, если считает Спока способным шутить.
– Ты хочешь сказать, – продолжал Маккой, – что мне надо умереть, прежде чем ты соизволишь обсудить со мной свои ощущения смерти?
Новый звук, выделившийся из общей какофонии, отвлёк Спока от вопросов Маккоя, на которые всё равно не было ответа.
– Очень странно, – пробормотал Спок.
– Спок!
– Прошу прощения, доктор, – сказал Спок. – Я слышу много сигналов о помощи.
– Я тоже услышал сигнал о помощи, и ответил на него, – рассердился Маккой. – Ты… – он оборвал себя на полуслове. – Что ты говоришь? Что за сигналы?
– Капитан! – воскликнула Ухура.
Кирк шагнул к ней.
– Что Вы слышите?
– Сигналы бедствия. От кораблей и…
– Давайте послушаем, – сказал Кирк. – Есть визуальные сигналы? Дайте изображение.
Ухура повиновалась. На голографическом экране одно за другим появились изображения, сменяя друг друга, разные и в то же время похожие: звездолёты, чьи энергетические установки были мгновенно выведены из строя огромным объектом, высосавшим их энергию и умчавшимся прочь на высокой варп-скорости, не отвечая ни на приветствия, ни на мольбы.
Внезапно на экране появился президент совета Федерации. Изображение то и дело пропадало, шум помех заглушал слова, но Ухуре удалось услышать достаточно, чтобы не сомневаться в смысле сказанного.
