сомневалась, что внутри их окажется не меньше, однако проверить свою догадку не осмелилась.
Мучительная смерть на кресте — несчастных сначала приколачивали гвоздями, после чего поджигали — похоже, была уготована избранным, настоятелю и его ближайшему окружению. Все как один мертвы, хотя тела их еще не тронуты тлением. Элспит поежилась. Это могло значить одно — кто бы ни были те, что сожгли монастырь, они покинули его недавно.
Нужно было сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться от отчаяния, но она не нашла в себе сил заглянуть в часовню. Вместо этого Элспит опустилась на колени и тут же, в монастырском дворе, у ног распятых, вознесла молитву всемогущему Шарру. Внезапно ей показалось, будто один из мертвецов что-то еле слышно прохрипел. От испуга Элспит упала навзничь, глядя на изуродованную безволосую голову, с которой свисали лоскуты кожи. Превозмогая ужас, она медленно поднялась и, вытянув вперед шею, на цыпочках приблизилась к несчастному.
— Найди Илену, — еле слышно прошептал полумертвый человек. — Она жива. Ее увел Пил.
— Вы брат Якуб? — спросила она, не найдя других слов.
Едва заметный кивок подтвердил ее догадку — перед ней действительно был брат Якуб.
— Давайте я помогу вам, — произнесла она со слезами в голосе и огляделась по сторонам в надежде найти какой-нибудь подходящий инструмент, чтобы вытащить гвозди.
— Поздно, — прохрипел он. Элспит обернулась — с обугленной плоти на нее смотрели невидящие глаза. — Скажи Ромену, — монах закашлялся, и из его горла вырвался булькающий хрип, — что это дело рук короля.
— Но зачем ему это понадобилось? — спросила она, понимая, что брату Якубу остается жить считанные мгновения.
— Тирск… он… — вот и все, что выдавил из себя умирающий, прежде чем из его груди вырвался последний мучительный вздох.
Элспит зарыдала. Она оплакивала его страдания, страдания других братьев, всех этих мирных божьих людей. Одновременно она чувствовала, как закипает в ней гнев, гнев против короля Моргравии. Теперь понятно, почему Уил не хотел, чтобы люди знали, кто он такой. Дрожащей рукой она прикрыла брату Якубу веки. Больше здесь нечего делать, а что касается следов зверств — на них она уже вдоволь насмотрелась. Память об увиденном останется с ней на всю жизнь. На прощание Элспит погладила почерневшую щеку храброго монаха, словно благодаря за то, что продержавшись дольше остальных, он сумел поведать ей страшную тайну. Теперь снова в путь. Она еще не решила, куда направит стопы, но знала, что сначала ей нужно найти молодую женщину, за которой охотится кровожадный король.
Оглушенная увиденным, ничего не замечая и не ведая времени, Элспит брела по дороге и, лишь услышав уханье совы, поняла, что день клонится к вечеру. Она выбилась из сил. После Риттилуорта ей не встретился ни один путник. Казалось, узкие дороги северо-западной Моргравии вымерли. Мысли ее словно закоченели. Она переставляла ноги, не задумываясь даже, куда идет, движимая вперед неосознанным желанием как можно скорее оставить позади жуткое зрелище смерти, ее одинокий путь измерялся часами.
Вечерний холодок заставил ее поежиться и вернул к действительности. Она забилась в небольшое углубление под кустом, и силы тотчас оставили ее. Но не усталость была тому причиной, а пережитое рано утром потрясение. Элспит казалось, что одежда ее пропитана тошнотворным запахом обугленной плоти, в голове непрестанно звучал голос брата Якуба. Какой силой духа обладал этот замечательный человек, чтобы в самые последние мгновения, когда жизнь уже на исходе, найти в себе силы и передать последнее послание. Вспоминая о нем, Элспит лила неслышные слезы.
Скорбные мысли с неизбежностью увели к Лотрину. Увидит ли она его когда-нибудь? В глубине души теплилась надежда, что любимый жив. Несмотря на все опасения за его жизнь, некий внутренний голос нашептывал ей, что он не погиб, что она должна набраться мужества и идти к своей цели. Постепенно Элспит прониклась этой уверенностью. Инстинкт также подсказывал ей, что Уил Тирск, живущий в обличье Ромена Корелди, единственный, кто способен вернуть ей Лотрина. Она не могла сказать, откуда взялась уверенность, но помнила, что тетя учила доверять инстинктам. Все изменилось с того дня, когда в Перлисе Уил Тирск зашел в палатку к ее тете, Вдове Илик, и жутко перепугал старушку! Элспит грустно улыбнулась. Интересно, что сталось с престарелой тетушкой? Жива ли она, в добром ли здравии?
После того как они с Уилом расстались, она вполне могла бы повернуть домой, но вместо этого брела неведомо куда в поисках женщины, с которой даже не была знакома.
Риттилуорт предан огню из-за Тирсков. Святые люди, не ведающие ни алчности, ни злобы, расстались с жизнью из-за Тирсков. Даже Лотрин, и тот пострадал из-за…
Нет, такие рассуждения не приведут ни к чему хорошему. Она не должна винить этих людей во всех грехах, иначе ей самой придется туго.
Элспит принюхалась. Порывшись в карманах плаща, она извлекла горстку орехов и сушеных фруктов, которыми ее снабдили в дорогу бывшие попутчики. Нашлось также немного печенья, но она решила оставить его до утра, когда голод дает о себе знать сильнее всего. Девушка вяло пожевала сушеных фруктов, после чего задумалась над тем, что делать дальше. Надо принять важные решения — и чем скорее, тем лучше.
Брат Якуб сказал, что Илене удалось спастись бегством. Значит, она тоже в пути и вряд ли успела далеко уйти от Риттилуорта. Интересно, кто этот Пил, которого упомянул монах? Скорее всего тоже кто-то из монастырской братии. В любом случае Илена сейчас напугана и не знает, что делать. Элспит вновь грустно улыбнулась. Совсем как я, подумала она. Следующая ее мысль была о том, что она осталась без гроша в кармане — все свои сбережения потратила в Декине на то, чтобы купить лошадь для Уила Тирска. Они тогда решили, что коль Элспит в скором времени встретится с Иленой, то у них вновь появятся средства. И вот теперь за душой ни гроша, и надеяться не на что и не на кого.
Элспит тряхнула головой, разгоняя сомнения, дожевала оставшиеся сушеные фрукты и устроилась на ночлег. Но мысли вновь вернули ее все к тому же вопросу — куда идти. Не зная, в каком направлении бежала Илена, она будет вынуждена выбирать дорогу, полагаясь на чутье. Только так она сможет сдержать обещание. У нее было при себе письмо Уила к герцогу Фелроти — значит, туда и следует отправиться. Но пока она одна, без попутчиков, а значит, беззащитна, надо найти новый способ передвижения. Возможно, ей повезет присоединиться к очередной группе путников, которые направляются на восток, подыскать там себе временную работу, чтобы заработать немного денег на дальнейший путь.
Что ж, это уже что-то. Нечто такое, ради чего стоит проснуться завтра утром. Вновь заухала сова, напомнив Элспит о том, что ночью, пока бодрствуют ночные твари, людям полагается спать. Устроившись поудобней на жесткой земле, она, перед тем как ее сморил сон, снова подумала о Лотрине. Интересно, где он?
Ей было видение.
Лотрин звал ее. Нет, взывал к ней. Он страдал. Страдал от нечеловеческой, оглушающей, сводящей с ума боли. Ей казалось, что он чувствует ее присутствие столь же сильно, как и она — его. Но почему он страдает и кто навлек на него страдания, этого Элспит сказать не могла. А еще была тьма. И ярость. Лотрин был охвачен ею, как пламенем. Но ярость принадлежала не ему, а Элспит не видела ни Лотрина, ни того, кто исходил яростью. И еще что-то… что-то сильное и всеобъемлющее. Магия словно смерч вихрилась вокруг нее, зная, что она здесь, и касаясь ее.
Чей-то крик. Лотрина или ее самой?
Его голос, едва слышный, полный страдания.
Теперь уже кричала она сама. Она выкрикивала имя Лотрина, взывала к нему в кромешной тьме, пропитанной коварной магией, но ее возлюбленный исчез. Связь между ними прервалась, словно в том месте, где ее и его души соприкоснулись, кто-то перерезал незримую нить.
Она проснулась вся в слезах. Светало, но густой туман, что укутал ее ночью, не спешил рассеиваться. Не видя ничего перед собой, Элспит замахала руками, стараясь разогнать застилавшую глаза
