экспроприации, а затем в Желтом кабинете президентского дворца сообщил по радио эту важную новость. Его слова приветствовал шестичасовой парад на улицах Мехико. Предстояла ожесточенная борьба. Для Мексики происшедшее было пылким символическим актом сопротивления иностранному контролю. Для компаний экспроприация была абсолютно незаконным нарушением четких соглашений и формальных договоров, разрушением всего, что они создали, рискуя своим капиталом и энергией12.
Компании создали единый фронт и попытались торговаться. Речь шла не о компенсации, в которую они не верили, а о возврате собственности. Их усилия ни к чему не привели. Беспокойство распространилось далеко за пределы Мексики: если экспроприация окажется успешной, будет „создан прецедент для всего мира, в особенности для Латинской Америки. А он поставит под угрозу всю структуру международной торговли и безопасности инвестиций“. Таким образом, компании должны были ответить как можно энергичнее, и они предприняли попытку организовать эмбарго на мексиканскую нефть по всему миру, настаивая на том, что это Мексика экспортирует краденое. Наибольшие потери грозили „Мексикэн игл“. В дополнение к тому, что ее контролировала „Ройял Датч/Шелл“, ее акционеры были по большей части из Великобритании. Правительство этой страны заняло очень жесткую позицию по отношению к Мексике, настаивая на возвращении собственности. В ответ Мексика разорвала с Великобританией дипломатические отношения.
Подобный разрыв с Соединенными Штатами сразу после экспроприации был предотвращен с большим трудом. В течение следующих нескольких лет Вашингтон оказывал на Мексику давление, в первую очередь экономическое, однако делал это вполсилы. Американские компании чувствовали, что не получат той поддержки, в которой нуждались. Исходя из рузвельтовской политики „доброго соседа“, и в свете критики „экономических роялистов“ и, особенно, нефтяной индустрии, со стороны „Нового курса“, правительство США не могло действовать жестко против Мексики или выступить против суверенного права национализации, если бы была предложена, по выражению Рузвельта, „честная компенсация“. Тем более, что в условиях быстрого ухудшения международной обстановки, сильнее всего беспокоившего Рузвельта, ему не хотелось обострять отношения с Мексикой или любой другой страной западного полушария. Последствия могли сыграть на руку странам Германии и Италии, подписавшим в октябре 1936 года соглашение о военно-политическом союзе под названием „Ось Берлин-Рим“. Карденас правильно оценил соотношение сил в мировой политике.
Вашингтон наблюдал катастрофические результаты эмбарго, организованного Великобританией. После закрытия для Мексики традиционных рынков нацистская Германия стала крупнейшим покупателем нефти в Мексике (причем по сниженным ценам или на условиях бартера). Следом шла фашистская Италия. Крупные закупки делала и Япония. Японские компании вели в Мексике разведку нефти и переговоры о строительстве трубопровода через всю страну к Тихому океану. С точки зрения администрации Рузвельта, дополнительное американское давление только усилило бы позиции фашистских государств в Мексике.
Существенно более жесткая позиция Великобритании по отношению к Мексике основывалась скорее на политических, чем на коммерческих соображениях. Как отмечали Комитет по нефти и Комитет имперской обороны в мае 1938 года, проблема Великобритании состояла в следующем: восемь стран добывали 94 процента всей нефти. Изоляционизм и законодательные акты о нейтралитете, принятые Конгрессом США, предположительно могли перекрыть в случае кризиса поставки американской нефти в Великобританию. Российский экспорт упал, а в случае войны мог вообще прекратиться. Румыния и Ирак в связи с их географическим положением следовало рассматривать как сомнительные источники при определенном развитии событий. Таким образом, оставались Иран, Венесуэла и Мексика. Несколькими годами ранее „Англо-персидская компания“ почти утратила свою драгоценную иранскую концессию в столкновении с Резой-шахом.
Все это означало, что, в случае военного кризиса, добыча в странах Латинской Америки будет иметь для Великобритании большое значение. Поэтому необходимо было добиваться, чтобы мексиканской политике не последовали другие латиноамериканские страны“. Лондон особенно беспокоился по поводу Венесуэлы, обеспечивающей до 40 процентов общих потребностей Великобритании в нефти. Стратегические вопросы – „требования обороны“ и доступ к нефти в военное время – являлись „первостепенными соображениями“, направлявшими всю политику. Несмотря на то, что Соединенные Штаты были соседом Мексики и на кон ставились их интересы, в отношении нефти Мексика была куда важнее для Великобритании, чем для США.
В сентябре 1939 года, когда в Европе началась война, интересы американских нефтяных компаний и правительства Соединенных Штатов разошлись еще более круто: для администрации Рузвельта национальная безопасность была намного важнее, чем реституция в пользу „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ и других компаний. Вашингтон не хотел, чтобы нацистские подводные лодки заправлялись в мексиканских портах, немецкие „геологи“ и „технологи-нефтяники“ блуждали на севере Мексики, возле границы США, или на юге, возле Панамского канала. Соединенные Штаты теперь усиленно пытались привязать Мексику к системе обороны полушария. Таким образом, надо было решить нефтяной вопрос как можно скорее. Кроме того, правительство США хотело иметь доступ к мексиканским нефтяным запасам на случай вступления Америки в войну. Его все меньше интересовало, кто конкретно владеет этими запасами. „Основным препятствием к сотрудничеству с Мексикой являлась экспроприация, – заявил Рузвельту посол США Джозефус Дэниеле в 1941 году, – и не было смысла восстанавливать и защищать то, что „мертво, как Юлий Цезарь“. Стратегические соображения побудили Вашингтон к осени 1941 года, незадолго до Перл-Харбора, форсировать урегулирование вопроса. Темой обсуждения стала компенсация. Приводились весьма различные оценки стоимости активов компаний в Мексике – от мексиканской, составляющей 7 миллионов долларов, до называемой компаниями суммы в 408 миллионов долларов. Наиболее сложным аспектом была величина подземных запасов нефти. Совместная комиссия, созданная двумя правительствами, получила задание разработать схему компенсации. Комиссия нашла оригинальное и творческое решение. Она просто предложила считать, что 90 процентов запасов нефти, находившихся во владении компаний, уже было извлечено к моменту экспроприации! В соответствии с этой формулировкой, обсуждать кто чем владел было просто смешно, поскольку предположительно большей части нефти уже в любом случае не было. Основываясь на этом, комиссия предложила договориться о компенсации в 30 миллионов долларов, выплатить которую следовало в течение нескольких лет.
Компании были возмущены предложенной суммой. Они доказывали, что в двадцатые годы отправились искать запасы нефти за рубежом, в том числе и по призыву правительства США, серьезно обеспокоенного будущим. Теперь то же самое правительство покинуло и предало их. Однако госсекретарь Корделл Халл ясно дал понять, что компании абсолютно не обязаны брать выплаты. В дальнейшем же им не стоит рассчитывать на помощь или поддержку из Вашингтона. Позиция администрации означала, говоря прямо, „бери – или забудь“. И в октябре 1943 года, через полтора года после того, как была предложена конкретная сумма, американские компании ее приняли.
Однако Мексике тоже пришлось заплатить свою цену. Была создана национальная нефтяная компания „Петролеос мексиканос“, которой принадлежала почти вся нефтяная промышленность страны. Но нефтяной бизнес более не был экспортно-ориентированным – его фокус переместился на местный рынок и на производство дешевой нефти, как главного топлива для собственного экономического развития Мексики. Влияние мексиканского экспорта на международные рынки стало незначительным. Вдобавок отрасль страдала от нехватки капитала, доступа к технологиям, квалификации персонала. Требование огромного повышения заработной платы – „магическое число“ 26 миллионов песо – было поводом для экспроприации месторождений. Однако национализм неизбежно должен был делать некоторые уступки экономической реальности. В результате экспроприации не только обещанные выплаты отодвинулись на неопределенное время, но и зарплаты на деле оказались урезанными.
