по рекламе Альберта Ласкера, который организовывал паблисити во время кампании Гар-динга, а к тому времени уже возглавлял Комитет США по судоходству. „Я так понимаю, – сказал Тигл Ласкеру, – что министерство внутренних дел собирается заключить договор лизинга на Типот-Дом. Меня не интересует Типот-Дом. Он вообще не представляет интереса для „Стандард ойл оф Нью-Джерси“, но я чувствую, что вам следует сообщить президенту: это дурно пахнет“.
После некоторых колебаний Ласкер отправился к президенту и передал мнение Тигла. „Этот слух доходит до меня не впервые, – сказал Гардинг, – но если Альберт Фолл человек нечестный, я не гожусь быть президентом Соединенных Штатов“. И то, и другое вскоре подверглось надлежащей проверке4.
Фолл сдал Типот-Дом в аренду Гарри Синклеру на чрезвычайно выгодных условиях, обеспечивших „Синклер ойл“ в качестве заказчика правительство США. Еще более щедрые запасы в Калифорнии – Элк- Хилл – он сдал в аренду Эдварду Доэни. Оба были в нефтяном бизнесе Америки известнейшими людьми, предпринимателями, „новыми американцами“, которые поднялись, благодаря своим собственным способностям, и создали крупные предприятия вне „наследства“ старого „Стандардойл“.
Доэни был в некотором смысле легендой. Он начал свою карьеру в качестве геологоразведчика. Сломав обе ноги при падении в шахту, он с толком употребил время болезни на учебу, и стал юристом. Говорили также, что, вооруженный одним ножом, он победил горного льва. К двадцатым годам Доэни добился крупных успехов. Его компания „Пан-Америкэн“ добывала сырой нефти больше, чем любая из компаний-преемниц „Стандард ойл“. Сам Доэни старался установить покровительственные и дружеские отношения с политиками из обеих партий. Похожим образом вел себя и Гарри Синклер, сын аптекаря из маленького городка в Канзасе, сам учившийся когда-то на аптекаря. Однако, когда ему было двадцать лет, в результате неудачной спекуляции семейная аптека была потеряна. Разорившись, он пытался организовать торговлю лесом для оснастки буровых. Потом занялся куплей-продажей небольших нефтяных участков на юго-востоке Канзаса и на индейской территории Осейдж в штате Оклахома. Привлекая инвесторов, он начал создавать множество мелких нефтяных компаний – по одной на каждую ссуду. Он был искусным торговцем и сильным, уверенным в себе бизнесменом. У него не было почтения ни к кому, и менее всего – к своим инвесторам. По словам одного из его коллег, „место во главе стола было там, где он сидел“. Синклер всегда настаивал на своем. Он поставил все, что у него было, на месторождение Гленн-Пул в Оклахоме – и ему повезло. Синклер пришел на только что открытые месторождения нефти в Оклахоме. Их заливало нефтью, поскольку трубопроводы еще не были подключены. Синклер скупил всю нефть, какую смог, по десять центов за баррель. Затем он поставил стальные цистерны для хранения, подождал завершения строительства трубопроводов и продал нефть по доллару и двадцать центов за баррель. К началу Первой мировой войны Синклер был крупнейшим независимым нефтедобытчиком в центральной части континента. Но всю жизнь ему отравляла необходимость продавать нефть крупным, интегрированным компаниям и заглядывать им в глаза. Он заработал 50 миллионов долларов, и в 1916 году быстро сколотил свою собственную нефтяную компанию, которая скоро вошла в десятку крупнейших в стране. Абсолютный монарх в своей компании, Синклер был готов бороться за рынок в любом месте страны. И не терпел, когда кто-то вставал на его пути. Типот-Дом был для него лакомым куском.
Министерство внутренних дел подписало контракты с Доэни и Синклером в апреле 1922 года. По словам одного консерватора, этому сопутствовал водоворот слухов „насчет близости мистера Фолла большим интересам маслянистого свойства“. Сенатор Ла Фоллетт начал расследование. Он обнаружил, что тех чиновников военно-морского ведомства, которые сопротивлялись передаче резервов военно-морского флота министерству внутренних дел и их последующей сдаче в аренду, перевели в отдаленные и труднодоступные места. Его подозрения укрепились через год, в марте 1923 года, когда Фолл ушел в отставку с поста министра внутренних дел. Он по-прежнему оставался в обществе очень солидной и уважаемой, хотя и все более спорной, фигурой. К этому времени администрация Гар-динга погрязла в скандалах. Сам Гардинг боролся со слухами о наличии у него постоянной любовницы. „У меня нет проблем с моими врагами, – сказал печально президент, когда его персональный вагон катил по канзасской равнине. – Я могу о них позаботиться. Мои… друзья – вот кто доставляет мне неприятности“. Он скоропостижно скончался в Сан-Франциско – по словам врача, „от эмболии“. Однако одна из газет поставила свой диагноз: „болезнь была частично страхом, частично стыдом, а частично – полным замешательством!“ Гардинга сменил на его посту вице-президент Кэлвин Кулидж.
Тем временем комитет сената по общественным землям приступил к рассмотрению вопроса о Типот- Доме. Серьезных фактов по-прежнему не было, и кое-кто говорил, что все это дело – не более чем „буря в стакане воды“. Но вскоре стали всплывать весьма интересные вещи. Как раз после того, как Типот-Дом был сдан в аренду, Фолл на своем ранчо в Нью-Мексика затеял обширную и дорогостоящую реконструкцию. Кроме того, он приобрел соседнее ранчо, частично расплатившись стодолларовыми облигациями, которые доставал из небольшой жестяной коробки. Припертый к стенке неожиданной проверкой его финансов, Фолл сказал, что получил ссуду в сто тысяч долларов от Неда Мак-Лина, издателя „Вашингтон Пост“. Отвечая на вопросы в Палм-Бич – проблемы с сердцем якобы не позволяли ему передвигаться – Мак-Лин признал факт ссуды, но затем сказал, что через несколько дней Фолл вернул ему чеки необналиченными. Выяснились и еще более странные обстоятельства. Секретарь Синклера сообщил, что его шеф как-то велел ему выдать Фоллу двадцать пять или тридцать тысяч долларов, если тот когда-нибудь об этом попросит. И Фолл попросил. Сам Синклер, внезапно и без особого шума отбывший в Европу, поспешно выехал из Парижа в Версаль, чтобы скрыться от репортеров.
Тут разорвалась настоящая бомба. 24 января 1924 года Эдвард Доэни сообщил сенатскому комитету, что передал Фоллу сто тысяч долларов наличными, которые его сын собственноручно отнес „в маленькой черной сумке“ в офис Фолла. Нет, это была не взятка, разумеется, нет, настаивал Доэни, только лишь ссуда для старого друга. Он даже показал испорченную записку якобы с подписью Фолла, хотя сама подпись была оторвана. Подпись хранится у жены, пояснил Доэни, чтобы Фолла не беспокоили требованиями возврата денег, если сам Доэни вдруг умрет. В общем, трогательная, заботливая дружба.
Сам Фолл отказался давать показания, сославшись на болезнь. Кое-кто вспомнил о случае, происшедшем всего за несколько лет до этих событий – в 1920 году, л, бывший тогда ярым оппозиционером, и еще один сенатор отправились в эелый дом. Они желали выяснить, действительно ли Вудро Вильсон страдает от исульта или же окончательно потерял разум, как твердили слухи. „Господин президент, мы все молились за вас“, – сказал в этот день Фолл со всей серьезностью. „Как именно, сенатор?“ – спросил больной Вильсон. Теперь все говорили, что надо бы провести расследование по поводу болезни самого Фолла. По мере того, к пикантная история разворачивалась, репутации рушились одна за другой, частники расследования выяснили, что телеграммы с использованием старого кода министерства юстиции шли между издателем „Вашингтон Пост“ Мак-Ли-[ом, находившимся в Палм-Бич, и различными лицами в Вашингтоне, округ Колумбия. Для дачи показаний перед сенатским комитетом предстал известный в эошлом грабитель поездов из Оклахомы. Гарри Синклер, которого привлекли к СУДУ за неуважение к сенату, выразившееся в отказе дать показания, нанял детек тивов из агентства Бернса для слежки за присяжными. Это, мягко говоря, не соответствовало традициям англосаксонской юриспруденции. К 1924 году, как писала „Нью Рипаблик“, весь Вашингтон был „по горло в нефти… Газеты не писали ни о чем другом. В отелях, на улицах, за обедом единственной темой для обсуждения была нефть. Конгресс забросил все прочие дела“.
„На носу“ были президентские выборы 1924 года, и Кэлвин Кулидж собирался занять Белый дом. По этой причине главный его „нефтяной“ интерес состоял в том, чтобы держаться от нефти как можно дальше и избегать какой-либо связи со скандалом вокруг Типот-Дома. Показательно одно из предвыборных заявлений конгрессмена-республиканца: „Кулидж связан со скандалом единственно тем, что был приведен к присяге при свете лампы, питаемой нефтью“. Но даже этого было достаточно, чтобы испытывать неудобство. Демократы собирались использовать тему скандала на выборах, однако недооценили политические
