республиканце, получившем мандат на Западе. В лице Икеса он получил человека глубоких либеральных убеждений, страстного, острого в полемике, исполненного подозрений, сверхчувствительного к мелочам (реальным или мнимым), с необъятным чувством собственной правоты, великой обязательностью и глубокой совестливостью.
Икес вырос в бедной семье, воспитанный суровой матерью-кальвинисткой. Мальчику не разрешали даже свистеть по воскресеньям, запрет был снят лишь тогда, когда он доказал матери, что видел священника, который поступал таким образом. Икес так хорошо учился в старших классах школы, что, когда заболел учитель латыни, вел уроки вместо него. В качестве лидера самоуправления своего класса в высшей школе он впервые испытал то, что позднее превратил в искусство: импульсивную подачу в отставку по высшим принципиальным соображениям – только лишь для того, чтобы отставку не приняли. Его класс отставку не принимал. Десятилетиями позже не принимал ее и Франклин Рузвельт. На одно из нескольких его прошений об отставке, президент ответил просто: „Вы нужны… Отставка не принята!“ Полный „бурной энергии преобразований“, Икес участвовал во множестве кампаний в Чикаго – против коррупции, монополий и социальной несправедливости, за гражданские права, женские профсоюзы и десятичасовой рабочий день. Он превратился в эффективного политического менеджера, хотя и вечно работавшего со всякиого рода странными реформаторами. Как-то он сам отпустил шутку о своей „жуткой способности выбирать неудачников“. Но в конце концов в 1932 году Икес выбрал свою удачу – Франклина Рузвельта. Будучи министром внутренних дел при Рузвельте, подчеркивая беззаветную преданность принципам и долгу, Икес тем не менее ощутил вкус власти и был совсем не против роли „сильного человека“, способного сказать „нет“. В дополнение к должности министра внутренних дел он с готовностью принял пост руководителя нефтяной администрации, занимая одновременно ключевую для „Нового курса“ должность руководителя по общественным работам.
Икес бросился очертя голову в запутанные административные обязанности всех трех должностей. „Не выпуская из памяти запятнанный список министров внутренних дел, – писал он позднее, – я работал как раб над бесконечными горами документов, контрактов и писем, отказываясь подписывать что-либо, не прочитанное мною лично, дабы это впоследствии не преследовало меня“. Замаранный нефтью Альберт Б. Фолл в 1931 году отправился в тюрьму, но, казалось, Икес никода не переставал о нем думать. После визита в 1933 году Гарри Синклера, одного из двух „кассиров“ Фолла, Икес записал в своем дневнике: „Я все думаю, почему бы привидению Альберта Б. Фолла с маленькой черной сумкой не возникнуть в одном из мрачных углов этой комнаты“. Наследие Типот-Дома породило у Икеса страх перед коррупцией и последовательно не доверять нефтяным промышленникам. Он намеревался восстановить мораль и репутацию министерства внутренних дел. Чтобы избежать новых финансовых скандалов и жульничества, он даже создал собственное подразделение для проведения расследований.
Однако его полномочия почти сразу оказались под угрозой из-за скандала другого сорта. Икес долго состоял в страшно неудачном браке, а вскоре после назначения увлекся женщиной намного моложе себя. Он нашел работу в министерстве внутренних дел и для дамы, и для ее „жениха“. Для женщины – в Вашингтоне, для жениха – на Среднем Западе. Не заставили себя долго ждать анонимные письма с угрозами обнародовать обстоятельства дела. Некоторые из писем попали в различные газеты. Собственный отдел расследований Икеса установил, что автором писем был жених, что, впрочем, было понятно и без расследования. Роман сошел на нет к 1934 году. На следующий год жена Икеса погибла в автокатастрофе. Через три года Икес женился на даме, которая была на сорок лет моложе его, но удивительно ему подходила. Она была младшей сестрой жены его пасынка, незадолго до этого покончившего жизнь самоубийством. Икес перед женитьбой „спросил разрешения“ у Рузвельта. Президента не смутила разница в возрасте, у его собственных родителей была похожая ситуация5.
Бомбардируемый с самого момента вступления в должность разнообразными мнениями, касающимися нефтяного бизнеса, Икес быстро и самостоятельно понял, какой „колючей“ была ситуация с нефтью. 1 мая 1933 года он написал Рузвельту о неминуемой „сплошной деморализации“ нефтяной отрасли. Признавая, что не может разобраться в буйстве споров между крупными компаниями и независимыми добытчиками по поводу обрушившихся цен, перепроизводства и растрат, он заявил: „Однако мы знаем, что нефть продается на месторождениях в Восточном Техасе по десять центов за баррель. Мы знаем, что эта ситуация не может продолжаться долго без катастрофических последствий для нефтяной промышленности и для страны“.
Сами промышленники, как и представители, избранные от нефтяных штатов, умоляли Вашингтон начать действовать. Даже большая часть „независимых“, по словам президента Независимой нефтяной ассоциации Америки, поддерживала законодательную „передачу беспрецедентных полномочий в руки министра внутренних дел“. Однако несмотря на то, что большинство соглашалось с необходимостью действовать, согласия по поводу методов не было.
5 мая 1933 года Икеса по пути на заседание кабинета настигла телеграмма: цены в Восточном Техасе упали до четырех центов. Позднее в тот же день он получил еще одну телеграмму, на этот раз от губернатора Техаса, сообщавшего, что „ситуация вышла из-под контроля властей штата“. Через три дня Икес предупредил, что „нефтяной бизнес почти рухнул и… если ничего не делать и дальше, то результатом станет полный крах промышленности“ с громадными потерями национальных резервов нефти. Гарольд Икес и „Новый курс“ были готовы и хотели взяться за дело.
Сначала кризисом нефтяной индустрии занималась Администрация национального возрождения, созданная в соответствии с Законом о восстановлении национальной промышленности (НИРА). Это была система сотрудничества бизнесменов и правительства, предназначенная для стимулирования возрождения экономики, уменьшения конкуренции и попутного наведения блеска на антитрестовские законы. Но нефтяными делами реально управляли другие люди, контроль над которыми находился в руках Гарольда Икеса.
Взращенный в рамках прогрессивной „трестоборческой“ позиции Айды Тарбелл и Теодора Рузвельта, Икес провел большую часть жизни в кампаниях против „интересов“. Он, несомненно, не был замечен в дружеских чувствах к бизнесу, и даже находил некое мрачное удовлетворение в том, что когда-то гордый бизнесмен, скорлупу которого расколола Великая Депрессия, искал помощи у федерального правительства. „Столь многие из этих „великих и могучих“ из мира бизнеса, – отмечал он после присутствия на обеде в торговой палате Соединенных Штатов, – приползли в Вашингтон на четвереньках, чтобы молить правительство вмешаться в их бизнес“.
Ни политика, ни опыт, ни темперамент не заставили Икеса симпатизировать нефтяному бизнесу, но ему предстояло заняться спасением этого бизнеса и определить его будущее. По его мнению, ставки были действительно высоки. „Нет сомнений в нашей абсолютной и полной зависимости от нефти, – говорил он. – Мы прошли из каменного века в бронзовый, железный, индустриальный, а теперь в век нефти. Без нефти американская цивилизация в том виде, как мы ее знаем, не могла бы существовать“.
Икес начал с цен. Он видел, что цены на нефть, как и на другие товары, были слишком низкими. Необходимо было „поставить подпорки“ для цен на сырье, чтобы восстановить покупательную способность всей экономики. Нефтяники и другие производители сырья не могли дальше продавать свою продукцию дешевле себестоимости. „Десять центов за баррель“ способствовали продолжению депрессии. Для того, чтобы цены росли, необходимо было контролировать добычу. Чтобы поставить добычу под контроль, Икес начал решительную кампанию против „горячих нефтяников“, наделенных, по его словам, „животной хитростью“. Несмотря на то, что „горячая“ нефть текла, разделяясь на тысячи отдельных ручейков, она образовывала мощный поток – по оценкам 1933 года, до полумиллиона баррелей в день. Эту „левую“ нефть тайно сливали из трубопроводов, прятали в замаскированных цистернах, прикрытых сорняками, перемещали
