которую он попал совсем мальчишкой. Кто это, Макиавелли считал, что и сами люди, и мотивы их поступков остаются неизменными, несмотря на смену эпох? Да, Макиавелли! Это он постоянно читал Тита Ливия, будучи уверенным, что в его «Истории» есть не только все ситуации, с которыми могут столкнуться люди, но и все возможные варианты их действий; Для Некрасова неполные пять лет войны были столь же поучительными, что и пятьсот лет, описанных римским историком.
Я помню, как Некрасов рассказывал нам с Ритой про вынужденное бодрствование в первые месяцы войны. Я даже помню, где это было. Мы сидели перед нашим одноэтажным домиком на две семьи под большим манговым деревом, по лужайке с криками носилась стайка ребятишек — наших двое и дети наших соседей Анхеля и Белинды. Мы с Ритой пили ром с апельсиновым соком, а Некрасов — чистый «Гавана Клуб». Он единственный из наших знакомых был способен на этот подвиг.
Так вот в тот вечер Некрасов вспоминал, что в первые недели отступления они практически не спали. После того как его подводную лодку потопили и ему чудом удалось выплыть, он с пехотной частью отступал по болотам Латвии, а потом по псковским лесам. Немцы то поджимали сзади, то нападали с флангов, то оказывались прямо перед ними. И Некрасов со своими товарищами все время шел, много дней и ночей подряд.
— Мы не спали неделю! Клянусь вам, без преувеличения! И никто не умер, никто не сошел с ума, ни у кого не было истерики, — говорил Некрасов, скрещивая свои кривые ноги. Он выглядел очень молодцевато, несмотря на свои неполные шестьдесят лет: загорелый, усы, седой бобрик волос, но ноги у этого адмирала были как у кавалериста.
— А почему не поспать по очереди? — спрашивала Рита.
— Потому что мы боялись попасть в окружение.
— И вы выяснили, сколько дней человек может не спать?
— Выяснили — восемь. Дальше мы продолжали идти, но уже по несколько часов не просыпаясь. Я серьезно! Мы просыпались, только когда наталкивались на немцев, в которых мы даже не могли стрелять — у нас уже не было патронов. Значит, мы выстраивались в шеренгу, впереди ставили самых крепких, которые не заснут. А остальные пристраивались им в спину и шли за ними, как лунатики. Важно было только, чтобы и последний не заснул, — мы так потеряли двоих ребят. Они, видимо, чуть отстали и, сонные, пошли в другую сторону.
Я сейчас, похоже, был еще в отличной форме. До момента, когда я начну спать на ходу, у меня еще было четыре дня.
Моя теперешняя жена Джессика все время удивляется, что я не хочу принимать снотворное. Она без своей пилюли не ложится спать. Результат налицо — она с большим трудом встает по будильнику, два часа раскачивается, и все равно голос у нее всегда сонный. Хотя вообще ум у нее тонкий и быстрый: наверное, долго не встряхивается только один какой-то центр.
Так вот, а я не собираюсь глотать снотворное по той же причине, по которой я никогда не пробовал наркотиков. Я даже травку ни разу не покурил! Мне кажется, что психика — это такой тонкий механизм, что стоит его хоть один раз разладить, и уже никогда не приведешь в первоначальное ясное состояние. Вы спросите: «А как же сигареты? А как же выпивка?» Согласен, в молодости я десять лет курил, а пью по сю пору, иногда могу и много. Но зачем все доводить до крайней точки? Я вот, хотя и считаю себя вегетарианцем, ем и рыбу, и морепродукты. Однако я твердо знаю, что снотворное для меня будет как наркотик, и даже не помышляю о нем. Лежу и перебираю события дня. Только, в отличие от предыдущей ночи, уже не спокойно.
Поскольку заснуть вчера ночью мне так и не удалось, утром мы записали первый призыв на молитву. Я засек накануне, что муэдзин пел ровно в шесть. Сегодня я растолкал ребят без пятнадцати шесть, мы вышли во двор с камерой и включили ее. В шесть стояла полная тишина, и в пять минут седьмого, и в десять. А камера работала, сжирая драгоценные ампер-часы аккумулятора. Мы уже хотели ее выключить, когда раздался потусторонний голос из громкоговорителя: «Аллах акбар!» Мы его ждали, и все же от него стыла кровь в жилах.
Настроение у меня сегодня утром было повеселее. Теперь я был в контакте с пакистанцем, а история с изумрудом и вовсе вырисовалась! Правда, это не означало, что удастся выполнить хотя бы одно из двух заданий, но, по крайней мере, я к ним приступил. У этой ситуации была и неприятная сторона: теперь сразу несколько человек в Талукане догадывались, что я никакой не журналист. Но обратного хода все равно не было.
Хабиб подошел к нам, когда мы уже выключали камеру. Я с ним вчера вечером расплатился за первые два дня, и он был в обнове. Это были совсем новые блестящие галоши.
Я, по-моему, что-то уже на эту тему говорил. В Афганистане это был не только предмет первой необходимости, но и часть национального костюма, причем неизменная. На головах у людей еще могли быть или пакули, или тюрбаны, или — у женщин — плотный клобук. А вот на ногах у всех гражданских, включая простоволосых детей, обязательно галоши. Мы очень быстро поняли, что по местным условиям это — идеальная обувь. В домах все ходят в носках. Нужно на улицу — сунул ноги в галоши, и ты готов, никаких шнурков. И дальше тебе не страшны ни лужи, ни грязь, ни холод! Вернулся домой — смыл комья грязи в ближайшей луже, и обувь снова чистая. Только вот откуда они берут их? Кто в наши дни еще делает галоши? Наверное, это из старых запасов, советских!
За чаем Хабиб сообщил нам новости. Асим просил передать, что интервью с Масудом назначено на два часа дня. Масуд отъезжать никуда не собирается, так что снимать мы будем на базе. Разговаривая с нами, Хабиб то и дело бросал любовный взгляд на стоящие перед дверью новые галоши. Нет, определенно, и у него, и у нас жизнь налаживалась!
Я решил с утра поехать на передовую. На этот раз Хабибу удалось лишь подрядить в городе таксиста, разумеется левака. Это был молодой парень на старенькой «Волге», кряхтевшей на подъемах и скрипящей рессорами на каждой выбоине. У водителя была одна хорошая черта — он спокойно согласился отвезти нас для начала на передовую. Плохих черт у него обнаружилось две: он любил громкую музыку, разумеется местную, и свежий ветер. После долгого занудства с моей стороны нам удалось убедить его немного приглушить магнитолу и оставить лишь небольшую щелку в боковом окне.
Завороженный, как кобра дудочкой, гнусавым афганским певцом и подпевая в самых проникновенных местах, водитель мчался вперед, лихо лавируя между бесчисленных выбоин. Хабиб, сидящий рядом с ним, обернулся к нам и задавал свои бесконечные вопросы. Должен признать, что многие никак не могли входить в круг его служебных обязанностей, — наш переводчик действительно был любознательным.
В тот раз его интересовало, был ли я женат. Я, как вам уже известно, женат был во второй раз. По профессиональному обыкновению врать я прибавил себе еще один брак.
— Конечно, женат. Уже третий раз! — сказал я. Хабиб с завистью посмотрел на меня.
— Счастливый! А я не знаю, когда и на одну жену смогу накопить!
Вот он, культурный диссонанс!
Мы заболтались — не все же мне с Хабибом конфликтовать! Потом в какой-то момент я краем глаза увидел человека с автоматом, выскочившего из домика на обочине, но не был уверен, что его заинтересовали именно мы. Однако в зеркальце я заметил, что он поднес ко рту рацию. Через метров двести впереди стояла еще пара глинобитных домов. Из него тоже выбежал мужчина — такая же привычная часть пейзажа: бородатый, пакуль на голове, «Калашников» на ремне. Он не пытался направить его на нас, но было очевидно, что он бежит к нам.
— Стой, стой! — крикнул я. — Скажи ему, чтобы остановился.
Хабиб что-то сказал водителю, и тот нажал на тормоза.
— Теперь давай назад! — сказал я.
Мы уже проскочили басмача метров на пятьдесят. Увидев, что мы возвращаемся, он спокойно ждал нас у дороги.
Они коротко переговорили с Хабибом. Домик на обочине и был передовой линией обороны. Позиции талибов были отсюда в двухстах метрах — затормози наш водитель чуть дальше, и мы бы брали интервью у них. Или они у нас!
Нас отвели к командиру — это был уже немолодой поджарый узбек с очень темным, почти негритянским лицом. Он явно пережил контузию: его левую щеку постоянно передергивал тик, а глаз на этой стороне лица часто моргал. Без проблем, даже с видимым удовольствием он согласился помочь нам со
